Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

– Что вы устроили допрос? Мы не на суде!

– Позвольте, – вступил в беседу Олег, представитель аппарата уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге. Он обратился к Роме:

– Хотелось бы услышать ваше мнение. Как скоро вы собираетесь позволить ребенку увидеть мать?

– А вы вообще кто такой? – впервые отреагировал Рома, развернувшись в сторону Олега.

– Представитель аппарата по правам ребенка РФ, – ответил тот.

– Ваше присутствие здесь вообще считаю незаконным, – отрезал Роман.

Всеобщее возмущение поднималось до потолка, словно вода в трюме. Казалось, что все захлебнулись в нем, поскольку впервые с начала встречи в кабинете повисла пауза.

Пауза была взрывоопасной, не хватало еще пары мужчин, чтобы началась настоящая драка. Меня била дрожь. Директор с юристкой о чем-то перешептывались, глядя то на Романа, то на людей за столом. Роман продолжал улыбаться как хозяин положения.

Затем он изменил тактику и стал с уверенностью радиоприемника транслировать одно и то же, чеканя каждое слово:

– Моя дочь Ксения находится в Российской Федерации. По остальным вопросам Светлана Александровна не лишена возможности обращения в суд.

На Романа тут же посыпались новые вопросы, но он продолжал отвечать той же самодовольной улыбкой. Это было более жестоко, нежели бы он достал пистолет и расстрелял каждого в упор. На протяжении сорока минут все пытались хоть как-то на него воздействовать, но диалога с радиоприемником никак не получалось. В какой-то момент Роман просто встал и издевательски-доброжелательно произнес очередную заученную и ничего не значащую фразу:

– Уважаемые коллеги, я был рад вас видеть. Но, к сожалению, наша встреча подошла к концу.

Сказав это, он вместе со своей адвокатессой удалился из кабинета.

Глава 12

Профессиональное взаимодействие с юристами и правозащитниками, наши часовые дискуссии с ними давали мне возможность получить не только консультации, но и практически юридическое образование экспресс-курсом.

То, что раньше было скрыто от меня за ширмой, включая мои собственные конституционные права, теперь приоткрылось с особой ясностью. Я начала распознавать новый иностранный язык: язык судебного протокола. В судебных процедурах для меня больше не было мистики. Вместе с тем понимание мною буквы и механики закона одновременно лишало иллюзии защищенности самого «Большого Брата» и его всесильности. А вместо этого заставляло брать ответственность на себя и отныне отстаивать свои интересы в судах на одном с ними языке.

На уголовном процессе по делу о злостной неуплате алиментов стали появляться журналисты, приходили коллеги и наблюдатели. Судья Данилов, кажется, не возражал, что судебный процесс становится публичным. Когда он допрашивал пристава-исполнителя Викторову, рапорт которой был составлен задним числом и послужил при этом формальным основанием для возбуждения уголовного дела, она давала очень сбивчатые ответы и не раз путалась в показаниях.

Возможно, пристав Викторова догадывалась, что в деле имеется диктофонная запись, сделанная мной на приеме у нее 15 ноября. Эта же запись уже была представлена в прокуратуру вместе с жалобой на незаконные действия пристава-исполнителя. На записи отчетливо слышно, как она предлагает мне расписаться на акте задним числом и просит оплатить штраф, обещая после этого вынести отказ в возбуждении дела. Однако уже на следующий день из материалов пристава таинственным образом исчезают давно предъявленные мною сведения о работе с «ПодФМ.ру», куда я прошу передать исполнительный лист. И судья Данилов обращает внимание, что все листы дела, переданного приставом в прокуратуру, а затем и в суд, не были ни прошиты, ни пронумерованы. Потому исчезновение из материалов дела моих показаний и предоставленных сведений было практически недоказуемо.

– Кто в вашем ведомстве сшивает материалы? Куда могли исчезнуть листы из дела Спиваковской? – спрашивает судья. Викторова, приглашенная для дачи показаний, заметно нервничает и, стоя у трибуны, лишь молча выщипывает катышки на рукавах пуловера.

– Насколько я помню, дело не было сшито и пронумеровано до того, как поступило к дознавателю. Но я точно помню, что никаких сведений о работе Спиваковской предоставлено не было, – наконец отвечает она, не поднимая глаз на судью.

Я перевожу взгляд на Данилова, чтобы убедиться в том, что он видит то, что вижу я, – Викторова врет. Но лицо судьи беспристрастно и невозмутимо.

– Значит, вы утверждаете, что Спиваковской не было предоставлено сведений о работе, правильно я вас понял? – с доброжелательной снисходительностью переспрашивает судья Данилов.

– Хм, да, не было, – отвечает пристав, не прекращая отрывать комочки на рукавах.

– Суд сделал запрос в канцелярию ФССП, где фиксируются все входящие материалы. Полученный ответ суд предлагает сторонам на обозрение, – с такой способностью держать интригу судья Данилов действительно мог бы играть в кино.