Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

В этот момент все адвокаты разом подскакивают на месте, и даже неподвижный ранее прокурор совершает активные телодвижения в сторону трибуны судьи для ознакомления с бумажками. Пока я пытаюсь понять, что происходит, судья продолжает, обращаясь к Викторовой:

– Если вы вели дело Спиваковской, то не могли не видеть того, что 17 мая 2011 года на первичном приеме у пристава подсудимой были даны объяснения (они имеются в папке исполнительного производства), в которых она указывает местом своей работы ООО «ПодФМ.ру» и просит направить туда исполнительный лист.

– Но, – тут же взорвалась Викторова, – это трудоустройство не было занесено в трудовую книжку подсудимой! А значит, не было официальной работой. Мы не отправляем листы…

– Погодите, – мягко произносит Данилов, – не перескакивайте от вопроса к вопросу, пожалуйста. – Судья делает паузу, одну из таких, которые очень помогают восстановить баланс. Затем берет со стола очередную книжку и с видом легкого любопытства начинает листать ее, и шелест страниц в его руках не смеет прервать ни один из присутствующих в зале заседаний. Наконец, Данилов находит нужную страницу и читает:

– Согласно закону об исполнительном производстве, должник вправе заявлять ходатайство в любой установленной законом форме – то есть устной и письменной, а также в форме дачи объяснений, что и было сделано Спиваковской на первичном приеме у пристава 17 мая 2011 года. Однако отказа или иного решения на заявленное ходатайство дано не было. Ни следствию, ни суду не удалось обнаружить данного ответа, – произнеся эти слова, Данилов переводит взгляд на Викторову и смотрит, как отец на провинившееся дитя.

Та напряженно молчит, хрустя костяшками тонких кривых пальцев, и лишь повторяет то, что уже успела сообщить суду, ни в какую не желая признавать, что в деле имелось ходатайство, и продолжает упрямо настаивать на том, что в глаза не видела никакого ходатайства.

Судья Данилов заявляет о том, что данное заседание объявляется закрытым и что им будут направлены судебные запросы, и интересуется у адвоката, собирается ли приехать сам Проценко и куда ему выписать повестку. Потом все участники процесса обсуждают с судьей дату следующего заседания, удобную каждому, поскольку пропустить его не хотят ни прокурор, ни адвокат Проценко, ни мой адвокат, ни я.

Пока мы ожидаем решения по дате и пока помощница выписывает повестки, я уже сосредоточенно размышляю о том, как между следующими судебными слушаниями успеть подготовить новый иск о порядке общения с ребенком, как найти деньги на нового адвоката и как скоординировать работу всех служб для поддержки моей позиции в суде.

В последующие недели я занимаюсь составлением нового иска, готовлю огромную пачку приложений к нему (включая экспертные заключения о психическом здоровье Ксюши, новые заключения органов опеки и т. д.), распечатываю иск в семи экземплярах, по числу участников процесса. Каждый иск весит по килограмму, и на его печать уходит по полпачки бумаги. В этом килограмме, который скоро будет подан мною в суд, находятся все необходимые документы, которые только могут быть, чтобы Проценко не смог помешать мне выиграть суд по порядку общения с Ксюшей.

Глава 13

Редакторы из «Пусть говорят» снова и снова звонили и приглашали меня на ток-шоу. Они хотели устроить для нас очную ставку с Ромой. Но, так ни разу не дозвонившись ни до него, ни до Ларисы, получив отказ Роминого адвоката дать комментарий, редакторы вконец отчаялись и оставили мою историю без должного освещения. Когда я была в Краснодарском крае, то заметила, что большинство людей верит в Андрея Малахова, словно в неведомые силы мощей святого Андрея Первозванного. Все сказанное в «Пусть говорят» было для населения Новороссийска истиной в последней инстанции. Узнавая о том, что ни суд, ни письма Путину не помогают мне увидеть Ксюшу, они всегда советовали средство, не имеющее обратной силы: «Иди в “Пусть говорят”!»

Я знала, что Рома не станет вести публичные дискуссии, он и так считал себя правым. Более того, семья Проценко избегала общественного внимания, ведь широкое освещение похищения Ксюши сильно портило им жизнь. Приходилось еще тщательнее прятаться и подкупать своими дурными придумками все больше соседей. Оплаченные «тролли» строчили одинаковые гнусные комментарии под всеми статьями и постами в интернете, выходящими на эту тему.

Когда редакторы «Пусть говорят» отчаялись достать Проценко, то позвали меня одну. В нарушение собственных правил и убедив в этом продюсеров, они хотели сделать меня героиней, даже в отсутствие возможности получить мнение противоположной стороны конфликта.

– Тема «киднеппинга» стала настолько актуальной, – сказала мне редактор по телефону, – что мы не успеваем обрабатывать количество обращений от пострадавших родителей. Мы знаем про вашу организацию матерей и про письмо президенту. Мы знаем вашу историю и не раз пытались связаться с Романом, чтобы пригласить к нам в программу. Но он либо не отвечает, либо обещает перезвонить, но никогда не перезванивает.

Я вздохнула.