Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

Когда помощник пригласил нас в зал заседаний, на руках у нас имелись все доказательства того, что процесс по порядку общения необходимо провести в Петербурге. Ведь на этом настаивали и органы опеки, и представитель аппарата по правам ребенка. Но сможем ли мы убедить в этом суд?

– Ответчик не явился, – объявила судья, после того как окинула всех собравшихся взглядом. – Однако ответчиком было направлено ходатайство, – и она развернула перед собой свиток и зачитала безупречно составленный текст: «Проживая со своей несовершеннолетней дочерью в городе Новороссийске, я не имею возможности являться на судебные слушания в Санкт-Петербург. Работая управляющим “Морской компании”, я занят пять дней в неделю, а моя дочь проходит лечение»…

Далее следовало описание того, как важно не менять привычного ребенку течения жизни и как хорошо себя чувствует Ксюша с отцом (со ссылками на уже хорошо знакомые мне фамилии психологов и психиатров, якобы установивших данный факт). Телеграмма была настолько длинной, что кажется, удивила даже судью. Закончив читать, женщина в судейской мантии посмотрела на всех собравшихся с некоторой тоской. Она аккуратно согнула простыню факсимильной бумаги на три равные части, чтобы подогнать под размеры судебного дела. Мы переглянулись. Мой адвокат желал высказаться по поводу ходатайства ответчика и ждал сигнала от судьи, но та словно тянула время, молча прикрепляя телеграмму Проценко скрепкой к материалам дела.

– Он играет подсудностью, вводя суд в заблуждение, – гневно разрубив повисшую в зале тишину, запротестовали представители органов опеки и аппарата по правам ребенка в Петербурге.

Судья не стала их прерывать, будто и не заметив этого небольшого отклонения от протокола. Я внимательно наблюдала за судьей, понимая, как много будет зависеть от ее решения.

Наконец, предоставив слово моему адвокату, судья получила доказательства фактического отсутствия Проценко в Новороссийске – в виде справки из милиции и актов, составленных на месте его работы. Также имелась свеже-полученная по депутатскому запросу справка из паспортного стола Невского района Санкт-Петербурга, где Рома по-прежнему числился постоянно зарегистрированным на улице Ворошилова.

Судья пришла в замешательство.

Представитель аппарата уполномоченного по правам ребенка попросил суд учесть, что Проценко не снят с регистрационного учета в Петербурге, что автоматически означает, что он не может быть зарегистрирован нигде больше.

– Подобное поведение гражданина противоречит закону о регистрации, что также указано в разъяснительном документе, полученном в ответ на депутатский запрос, – добавил он. Судья, ознакомившись со всеми документами, а также изучив акты и заключения органов опеки и попечительства, произнесла:

– Не понимаю, как ответчику это удается. Однако суд при всем желании не может рассматривать дело в Петербурге, если ответчик просит передать дело в Новороссийск.

Статья 282 ГПК снова помогла Проценко в «шопинг юрисдикции». Рома играл с «подсудностью», как опытный брокер на валютной бирже.

– Две прописки одновременно удивляют меня не меньше, чем вас, – объяснила судья. – Однако, как бы мне ни хотелось провести этот процесс, я не имею процессуального права не удовлетворить ходатайство, поданное господином Проценко, так как данное ходатайство, являясь правильно составленным по форме, соответствует нормам ГПК об определении подсудности по месту нахождения ответчика. Ответчик утверждает, что проживает в Новороссийске…

– А если он завтра переедет в Тюмень? А затем в Махачкалу? – возмутился мой адвокат. – Что же, истица теперь должна бегать за ответчиком по всей стране?

Однако судья лишь скривилась и больше ничего не сказала, поспешив объявить заседание закрытым. Такой поворот был вполне ожидаемым. Стало понятно, что мои отношения с городом-героем Новороссийском и его судебной системой закончатся еще не скоро…

Жонглируя нормами права, Проценко желал, чтобы все судебные процессы проходили на его территории, где все «схвачено». Он предусмотрел и то, что уголовный процесс свяжет мне руки. Однако что-то подсказывало мне, что судья Данилов отнесется к моим предстоящим «прогулам» с пониманием. К тому же на последнем заседании Данилов сообщил о своем предстоящем отпуске и отсрочке в этой связи следующего заседания.

Не покидая зал заседаний, я обратилась к судье с просьбой направить наше дело как можно скорее в Новороссийск. Я знала, что почта работает медленно, а времени остается совсем немного. Хотелось верить, что летом Ксюшу прятать в четырех стенах будет сложнее. Я грезила нашей встречей и верила, что судебное решение о моем порядке общения обяжет Проценко предоставить нам долгожданное свидание.