– Вы что, из Петербурга? – они взглянули на меня с непониманием.
– Да, – объяснила я. – Дело в том, что год назад я проводила в Новороссийске все лето, – начала я.
– Да-да, я помню вас, – подтвердила одна из женщин, кивая головой.
– Отправления не были получены, и он за моей спиной возбудил уголовное дело, – объяснила я.
Почтовые работницы переглянулись, забрали бумагу, сняли копию паспорта и обещали поискать в архивах.
Глава 18
Наступило 1 августа. Первый день моего общения с Ксюшей, согласно решению суда.
Встретившись в назначенное время с инспектором из органов опеки, сотрудницей милиции и двумя судебными приставами, мы вышли в сторону Роминого дома по улице Новороссийской Республики. Именно там, согласно букве закона, Проценко обязан был передать мне ребенка.
В каждом шаге в этот обычный летний день для меня был момент истины. Столько бессонных ночей, аргументов в суде, слез и надежды – все это пружиной сжималось внутри и пульсировало в висках. В одной руке я держала игрушку, а в другой – папку с решением суда и исполнительным листом. Я не знала, что сегодня произойдет, но точно знала, сколько шагов оставалось еще пройти, на сколько ступенек подняться, чтобы, наконец, произошел переломный момент, которого я так долго ждала. Милиционеры и приставы остановились у подъезда, еще раз согласуя формальные действия предстоящей процедуры. Они обсуждали, что делать в случае, если Рома не откроет дверь. Или если ребенок не захочет выйти мне навстречу…
Наконец, мы вошли в подъезд, поднялись на второй этаж и позвонили в дверь. Нам никто не открыл. Постучали. Снова позвонили. Затем прямо на лестнице заполнили бланки: в трех актах отметили время и вписали имена всех присутствующих. Передо мной была все та же серая металлическая дверь, скрывающая квартиру-призрак, в которой никогда не проживали Рома с Ксюшей. Вернее, они проживали там лишь на бумаге. Мы пришли штурмовать пустоту. Но ощущение было, словно пустота штурмует нас.
– Давайте еще заедем к Проценко на дачу в Широкую Балку, – предложил один из милиционеров. Все присутствующие согласились и вскоре организованно загрузились в два служебных автомобиля. Дорога заняла около получаса. На даче также никого не было. Были составлены еще несколько актов о неисполнении должником решения суда.
– Давайте позвоним ему на работу! – предложили приставы. Я нашла телефон Никиты.
– А, Светлана… Добрый день. Знаете, Проценко здесь больше не работает, – озадаченно ответил начальник. – После больничного Роман написал заявление об увольнении.
В тот же день мне пришел e-mail от юриста Ольги с прикрепленной копией приказа об увольнении Проценко. И припиской: «Если мы еще можем быть Вам полезными, обращайтесь».
В тот момент я испытала смешанные чувства. Визит к Роминому начальнику явно не прошел даром и помог руководству узнать своего сотрудника с другой стороны. Однако увольнение Проценко лишало меня единственной зацепки, по которой можно было отыскать его в Новороссийске. Мне стало казаться, что это был очередной продуманный им ход. Если Рома больше не привязан к работе, то он может переехать в другой город или даже в другую страну. А значит, полученное судебное решение уже ничего не значит, я снова могу потерять Ксюшу…
Так или иначе, но в Новороссийске оставаться больше было нельзя, и пришлось брать обратный билет в Петербург не на себя и Ксюшу, как предполагалось ранее, а только на себя. Уже через несколько дней мне надлежало явиться на уголовный процесс в Петербурге, чтобы не заставлять судью Данилова «нервничать», как выражалась моя адвокат Николаевна.
Перед отъездом я попрощалась с бабой Надей и зашла на Главпочтамт за ответом.
В справке, которую мне выдали, было написано то, чего я совершенно не ожидала:
«Почта не может подтвердить факт отправки денежных средств по адресу <…>, так как архивные записи почтовых сообщений хранятся только в течение шести месяцев». Я позвонила Николаевне.
– Ничего! – закашляла адвокат. – Бери справку и приезжай. Здесь разберемся.
На железнодорожном мосту вокзала, ожидая свой поезд, я смотрела вниз на вокзальную суету. Носильщики катили повозки, набитые разноцветными сумками, а отдыхающие, загорелые и исполненные «созревшего» на солнце счастья, выразительно исполняли свои финальные прощальные процедуры с провожающими.
Радостные отдыхающие возвращались к себе домой, где они уберут в шкаф летние рубашки и платья, распакуют сувениры и, доев последнюю дыню, привезенную под нижней полкой «прямо с южного рынка», еще на один год запрутся в каменных джунглях своего города. Я наблюдала за шумными потоками людей, пытаясь представить себя на их месте. Как я сама провожу последние два года, просто не укладывалось в голове.
Раньше, когда я уезжала из Новороссийска, сердце всегда щемило. Но в этот раз вернулось знакомое чувство анестезии. Может, чувств у меня больше не осталось? Я понимала, что Рома с Ксюшей и Ларисой могут быть и в Питере, и в Москве, и вообще где угодно. А мне предстоял лишь очередной суд, на который я должна буду явиться прямо с поезда.
Глава 19