Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

Судья поинтересовалась у врачей, смогу ли я продолжить присутствие на заседании. Она настаивала на этом, объясняя, что за дверью ждут все участники, и ей крайне необходимо завершить процесс. Девушка в белом халате, которая не произнесла ни единого слова, лишь гладила меня по голове, повернулась к судье и ответила ей что-то беззвучно, возможно жестом.

– Госпитализация?! – закричала в ответ судья. – Что, опять? Да сколько можно ее лечить! Кто же работать будет? У нас же сроки!!!

Николаевна молча подошла ко мне. Врачи вывели меня из зала, помогли спуститься на первый этаж. Всю дорогу, держась за перила, я продолжала плакать и причитать. Эмоциональная плотина, которую я так долго сдерживала, прорвалась наружу. Я разучилась верить в правосудие и в то, что хоть кто-то мне поможет. И решила, что сошла с ума.

У выхода стояла карета «скорой помощи». Запах нашатыря и медикаментов был хорошо знаком. Я снова уезжала в больницу. Это был предел. Знание о том, что теперь у них есть мой новый адрес, означало, что меня не оставят в покое. Каждое утро под дверью будут дежурить приставы, милиционеры, чтобы привести меня туда, куда им заказано. Это будет продолжаться до тех пор, пока меня не засудят, не закроют, не закопают. Ромин план по моему уничтожению был практически реализован.

Но Рома не знал того, что иногда закопать – означает дать новую жизнь. Потому что те – это я узнала намного позже, – кто пытаются похоронить нас, даже не догадываются, что мы – семена.

В тот же момент, когда в лежачем состоянии меня увозила из суда карета «скорой помощи» и я сжимала фотографию Ксюши двумя руками у груди, мне стало предельно ясно одно. Что я должна уехать. Уехать из страны. При этом неважно куда, но обязательно – подальше. Просто чтобы выжить.

Послесловие

2555 дней без Ксюши

Моя любовь! Нашей с тобой разлуке сегодня семь лет.

Вот уже семь лет я не вижу тебя, не слышу тебя, не могу разговаривать, играть с тобой. Я не знаю, как ты выглядишь. Не знаю, как ты себя чувствуешь. Не знаю, что увлекает твое сердце и о чем ты думаешь, когда просыпаешься. Не знаю, кем ты хочешь стать, когда вырастешь. Не знаю, любишь ли ты танцевать или рисовать. Не знаю, пошла ли ты в школу или тебя определили на домашнее обучение. Не знаю, с кем ты делишься своими секретами. Не знаю, как ты рассуждаешь, а ведь ты всегда любила рассуждать…

Есть дети, которые рождаются взрослыми, и мне кажется, ты одна из таких детей… Кажется, я написала «всегда»? Те два с половиной года, что мы провели вместе, до разлуки, превратились для меня в затуманенное, как прошлые жизни, но такое неприкосновенное, как истина, «всегда». Неизбежность того, что случилось с нами, поставило передо мной философские задачи такого калибра, что я, вероятно, не в состоянии буду их решить за всю жизнь. Поэтому я приняла решение «просто жить» и всматриваться в них, наблюдая за тем, как они отсвечивают при лунном и при солнечном свете.

Мне потребовались годы терапии и несколько лет путешествий, чтобы забраться туда, откуда я пишу сейчас тебе. Там, где я нахожусь, героями считают детей богов и людей. Этот путь нельзя назвать приятным, но я о нем не жалею. Не сомневаюсь, что должна была его пройти. Чтобы перестать быть жертвой чужих манипуляций и воевать с ветряными мельницами. Я больше не сравниваю свою жизнь с той, «как положено», не ищу виноватых и не оправдываюсь за свои решения ни перед кем. Я простила себя за то, что была не в силах изменить. Я простила себя за побег, на котором заканчивается данная книга, ведь это помогло мне в тот момент остаться в живых.

Единственное, что с тех пор не изменилось – это то, что я по-прежнему сплю в берушах и по-прежнему иногда разговариваю с тобой во сне. Все остальное лишь смутно напоминает мне о прошлом. Из своих путешествий пишу тебе письма. Я завела отдельный почтовый ящик, в котором они хранятся. Когда ты будешь готова их прочитать, я скажу тебе пароль.

Перестав быть куклой в руках кукловода, я поняла, что в жизни нет ничего невозможного. Мир доказывает нам каждую секунду, что возможно все! Я научилась по-другому думать и научилась делать то, что могу делать лишь в каждый конкретный момент. Внимание на моменте призвало внутренний покой. Теперь он заботливо присматривает за моей любовью к тебе. Чтобы она не выходила из берегов и не осушалась моей нечуткостью к себе или окружающим. Некоторые подозревают, что я владею каким-то секретом, и нередко спрашивают: «Что ты вообще делаешь тут – на краю света, да еще одна?» Или: «Как у тебя получается находить общий язык со всеми?»

Все очень просто – что-то во мне начало видеть в каждом человеке его внутреннего ребенка. Хотя обычно я отвечаю иначе – что авторские права на всех нас принадлежат жизни, а вовсе не наоборот, как мы привыкли думать.