Громче, чем тишина. Первая в России книга о семейном киднеппинге

Но уже через пару часов мне на мобильный позвонила судья. Она кричала.

– Вы должны явиться на заседание! Ваша справка меня не интересует!

– Я лежу с температурой, – произнесла я то, что и так было написано в больничном листе.

– Суд сделает запрос в поликлинику, чтобы выяснить обстоятельства вашего недомогания. Если ваша болезнь недостаточно серьезна, вы будете доставлены в суд принудительно! – судья бросила трубку.

Сценарий был до боли знаком. Когда меня привлекали к уголовной ответственности за побои, якобы нанесенные мною Проценко, судья вынес оправдательный приговор, а затем Проценко подал апелляцию. Я поехала на апелляцию в Новороссийск, потому что судья также звонила и требовала явки, угрожая принудительным приводом. По дороге тогда мне еще сломали палец, но я, не сойдя при этой травме с поезда и добравшись до заседания вовремя, поняла, что это было заранее срежиссированное шоу. Судья вызвала меня лишь затем, чтобы отменить оправдательный приговор и назначить обвинительный. Она, согласно кодексу, не могла сделать это в мое отсутствие. Так из-за своей веры в правосудие я получила тогда первую судимость…

Неужели Проценко снова договорился об отмене приговора Данилова и меня ждет вторая судимость? Не вставая с кровати, я перезвонила адвокату. Николаевна была сердита. Пришлось выслушать все, что ей пришлось пережить, когда она оправдывалась за отсутствие подсудимой на заседании.

– Там же прокурор, адвокаты Проценко, и все машут руками, словно с цепи сорвались! Судья очень злая, считает, что приговор Данилова не должен устоять, требует твоего присутствия.

– Разве я не имею права заболеть? – задала я риторический вопрос.

– Тебе надо лечь в стационар, потому что судью не устраивает то, что ты лечишься амбулаторно…

– А какая болезнь должна убедить судью в моей неспособности прийти в суд? – уточнила я.

– Если будет справка из больницы, то с этим она уже ничего не сможет сделать! – подсказала Николаевна. – Протяни хотя бы пару недель. 15 ноября истекает двухлетний срок привлечения к уголовной ответственности. Поэтому они так и суетятся. Надо же отработать перед «заказчиком».

Провести две недели в больнице оказалось несложно. Врачи сразу поставили мне диагноз «вегетососудистая дистония», назначили капельницу. Сказали, что нужно хорошенько выспаться. Но здоровый сон был лишь воспоминанием. Обычно я засыпала под утро, и только при условии плотно задернутых штор и затычек в ушах.

В больнице я не чувствовала ничего. Наблюдала за своей жизнью по монитору, на который врачи периодически выводили ультразвуковые обследования. Как те птицы, кружившие над несуществующим более гнездом, моя жизнь перестала иметь основание и смысл. Когда один за другим тебя лишают всего, ради чего стоит совершать вдохи и выдохи, тогда ты – сбитый летчик.

Молодые доктора смотрели на меня с каким-то немым укором – мол, такая молодая, красивая женщина, и довела себя до такого нервного истощения.

– Вы должны беречь себя! – говорили они. Я не хотела расстраивать их и потому отвечала милым девушкам легкой улыбкой, которая прикрывала несколько лет мучений.

Если бы они только могли видеть ту девушку семь лет назад, что выходила замуж в розовом платье за самого лучшего мужчину на свете! Если бы они только видели молодую маму, гуляющую в парке с ребенком и собакой, когда те бегали друг за другом и смеялись, а проходящие мимо люди фотографировали собаку, висящую на ветке на высоте двух метров за счет только одних своих челюстей. Эх, как мы тогда были счастливы, и счастье это невозможно было утаить, да и мы с удовольствием делились им. А затем… Затем, если бы они увидели все мытарства, суды и долгие месяцы безрезультатных поисков… Что бы они сказали тогда? Посоветовали бы так же беречь себя? Или бы врачи предположили, что за все надо платить и такова есть цена за дарованные мгновения настоящего счастья?

Но они не видели всего этого. Перед ними была только моя кардиограмма. Возможно, кто-то, будучи на моем месте, решил бы, что весь мир восстал против него. Однако внутри меня, несмотря на бунтарскую натуру, больше не было желания воевать.

Думать, что мир настроен против тебя, – значит свести свое существование к отдельно взятой, случайной локализации во времени и пространстве. Посадить себя в тюрьму обусловленности и приковать цепями гордыни. Как нелепо злиться на облака, что оказались на пути у самолета. Облака вызывают турбулентность, но только лишь потому, что ты взлетаешь, неизбежно преодолевая сопротивление воздушных масс. Когда же жизнь опрокидывает тебя с небес на землю, можно долго бить землю кулаками, а можно просто повернуться и смотреть на звезды.

Так, где-то в глубине души, я знала – мой самолет обязательно поднимется над тучами и достигнет высоты, откуда смотрит солнце. Когда я думала об этом, то вспоминала рейс из Москвы в Нью-Йорк. Вспоминала тот мандраж, который охватывал меня при мысли, что очередные люди с полномочиями не дадут вылететь из страны, оставят жить навсегда под колпаком серых облаков.