Громкое дело

– А как же упавший самолет, который взорвали террористы? – поинтересовалась она.

Шюман поднялся, не в силах сдержать раздражение; какое, собственно, это имело отношение к его предложению заплатить выкуп за ее похищенного мужа?

– Мы не указываем ни на кого конкретно, – сказал он.

Она откинулась на спинку стула.

– Ты читал рапорт Европола о терроризме, опубликованный несколько лет назад?

Шюман закрыл глаза и попытался взять себя в руки.

– За год в Европе произошло четыреста девяносто восемь терактов, – затараторила она. – По подозрению в самых разных действиях террористического характера задержали сотни людей. Большинство из них были мусульмане. Но тебе известно, как много из этих четырехсот девяноста восьми провели исламские террористы?

– Анника…

– Один.

Он посмотрел на нее.

– Один?

– Один. Остальные четыреста девяносто семь на совести всевозможных сепаратистов, ЭТА и безумцев с Корсики, немалая часть на счету неонацистов и защитников прав животных, в нескольких случаях отличились коммунисты, и еще в нескольких внесли свою лепту полные психи. Но каждый раз, когда мы писали о террористах, имели в виду мусульман.

– Там речь идет о…

– Посмотри только, что произошло после бомбы в Осло и выстрелов на острове Утёйя. Даже самые изысканные утренние газеты приказали своим корреспондентам писать аналитические статьи о том, как международный терроризм пришел в Норвегию, чему якобы не следовало удивляться, раз сами влезли в Афганистан.

Шюман не ответил, что, собственно, он мог сказать?

– Мы распространяем мифы и страхи, которые большей частью совершенно необоснованны, – продолжала она, – но, когда речь идет об убитой матери маленького ребенка, требования к доказательной базе внезапно становятся столь высокими, что мы не можем принять заметку, если нет обвинительного приговора апелляционного суда. Если только нам не удастся создать фиктивного серийного убийцу, конечно. Тогда без проблем.

Шюман снова сел, на него внезапно навалилась усталость.

– Последнее сообщение с самолета касалось короткого замыкания в электропроводке, его выдала система автоматического оповещения о неисправностях, – сказал он. – Ничто не указывает на взрыв или террористический акт.

Анника долго молча смотрела на него. Он не мешал ей, даже не попытался понять, что творится в ее голове. Когда-то, достаточно много лет назад, он думал о ней как об одном из своих потенциальных преемников. Наверное, тогда у него помутился рассудок.

– Француз – мертв, – сказала она. – Разрублен на куски. Его тело нашли перед посольством Джибути в Могадишо. Голова отсутствует.

Шюман почувствовал, как волосы встали дыбом у него на голове.

– Его казнили?

Анника не ответила.

– Я не слышал об этом, – признался он.

– Я не знаю, почему они медлят с данным сообщением, – сказала она. – Вероятно, есть какая-то серьезная причина, например они не могут найти его близких или что-то похожее. Но сейчас у тебя есть преимущество. И у меня к тебе один вопрос.

– Вопрос?

– Какой денежной суммы касается твое предложение?

Он не сумел сдержаться и ответил точно в ее манере, по инерции, прямо и совершенно безграмотно с точки зрения правил ведения переговоров:

– Три миллиона.

– Крон?

Судя по тону, она с недоверием отнеслась к его сообщению, и оно разочаровало ее.

– Самое большее, – ответил он.

Анника какое-то время жевала щеку изнутри, обдумывая полученную информацию.

– А я могла бы получить эти деньги в форме кредита? – спросила она наконец.

– И возвращать вплоть до пенсии, постоянно читая мне лекции о том, что такое этика профессиональной журналистики?

Он увидел, как она сгорбилась на стуле. Чем он, собственно, занимался? Зачем ему понадобилось давить на репортера, у которой похитили мужа и которая как раз сейчас сидела и вела с ним переговоры о продаже своей чести?

– Извини, – сказал он. – Я не это имел в виду…

– Когда надо опубликовать статьи и выпустить все в интернет-версии? Одновременно? Или можно подождать, пока все закончится?

– С этим можно подождать, – услышал он свои слова, хотя принял прямо противоположное решение.

– Детей надо втягивать?

– Ну да, – подтвердил он, – это одно из требований.

– Если только все закончится счастливо, – сказала она. – Если он умрет, буду одна я.

Он кивнул, это вполне устраивало.

– Я напишу сама, – сказала Анника. – Дневник, который начнется с того момента, когда я узнала об исчезновении Томаса. Видеокамеры у меня нет, поэтому ее придется одолжить. Я будут писать и снимать беспристрастно, а потом, когда все закончится, мы отредактируем материал. Что касается обычной работы, я отойду от нее пока.

Ему оставалось только кивать снова и снова.

– Я сошлюсь на тебя и возьму камеру у Пелле Фотографа под расписку, – сказала Анника и подняла свою куртку с пола.

Потом она встала.

– Я пришлю тебе данные моего счета по имейлу. Как скоро ты сможешь перевести все деньги?

Переговоры о размере суммы явно начались и закончились так, что он этого не заметил.

– Мне понадобится один банковский день или два, – сказал Шюман.