— Сыночек… ты живой, сыночек… — ныла Зорька, нелепо дёргая руками, а тварь всё ползла и ползла, выкладывая виток за витком змеиное своё тело, но при том не отпуская и человека. Впрочем, Зорька так и не добралась до кровати. Она застыла в полушаге, и я видел, что лицо Зорькино исказилось.
Его словно смяли разом.
А потом из раскрытого рта донёсся вой.
— Сво-о-олочь… — заголосила она вдруг. — Ты его убил… ты убил его…
И пухлые руки вдруг ухватили меня за горло.
Пальцы у Зорьки оказались железными. Да и в самом её дебелом теле скрывалась немалая сила. Она вытащила меня рывком, подтянула к себе так, что я вдохнул гнилостный несвежий запах изо рта.
— Ты… убил… его… — она трясла меня, кажется, уже не понимая, кто я есть, переживая что-то своё, мне не понятное.
А я…
Я обеими руками вцепился в рукоять револьвера, который приставил к Зорькиной груди, надеясь, что справлюсь, что…
Спусковой крючок был тугим.
И сам револьвер.
И надолго меня не хватит. Она если не шею сломает, то всяко удушит. Ну же, мать твою!
Выстрел прозвучал оглушающе. И Зорькины пальцы разжались, и сама она, приняв удар пули, отшатнулась, как-то нелепо взмахнув руками. Будто даже не человек, но кукла.
Люди от пуль падают совсем не так.
Запахло кровью.
И снова — мертвечиной.
— Метелька, беги! — рявкнул я, снова целясь, уже в змеевидную тварь, которая, кажется, Зорькиного ранения и вовсе не заметила…
Только по нитям, из которых сплетено было тело, дрожь прошла.
И унялась. А Зорька, коснувшись земли, взлетела, точно спиной оттолкнулась и снова руки раскинула. Только голова её склонилась на бок… целиться надо лучше, Громов!
Целиться!
Вторая пуля ушла точно в глаз. Левый. И кажется, вынесла половину черепа. Брызнуло кровью во все стороны. И теперь уже тварь заскрипела. Звук был высокий звенящий, на самой грани слышимости.
Метелька скатился с топчана на четвереньки…
Где хоть кто-то?
Еремей… он ведь нас не просто так твари подсунул. Он должен быть где-то рядом… Синод… или и вправду хотят посмотреть, справлюсь ли я с тварью?
С этой — нет.
Удар хвоста отбрасывает Метельку от двери к стене, и следом придавливает так, что тот лишь сипит.
— С-сука… — высвободив руку, Метелька тычет ножиком в этот хвост. — Я тебе…
И я чувствую его ярость.
Обиду.
Желание поквитаться… со всем миром поквитаться за его, мира, сволочность и несправедливость. А я перевожу ствол на тварь.
Поможет?
Нет?
Если помолиться… если хорошо помолиться… той, которая наделила Савку даром. Он, может, и не лучший Охотник, но он славный мальчонка. И если уж его посвятили, то помогай!
Пожалуйста.
Пуля прошла сквозь тварь, которая явно не спешила. Она заполнила почти всю комнатушку. И тонкие нити спеленали Метельку, он дёрнулся было, а потом побледнел.
— П-помогите… — я закричал, но голос был сиплым и слабым. Он вяз в этом, пронизанном тенями, воздуха. И я понимал, что не могу.
Ничего не могу.
Или…
Ещё одна пуля.
Только… если та сила не берёт, то, может, попробовать свою? Найти её, внутри, я ведь пронизан тенями, и скатать шарик мысленно. И прицепить его к пуле.
К револьверу.
Руки мои стремительно поросли мхом, вроде того, который я поглотил в больничке. А револьвер, коротко гавкнув, выплюнул уже не пламя, но будто потянул нити тени от меня к твари. И пуля вошла в неё.
Не сквозь.
А в неё.
Будто эти нити взяли и соединили две части бытия, поставив нас с Тенью на один уровень. Она, кажется, и сама удивилась.
Если у теней есть мозги…
Пуля ударила в голову. И застряла в ней, расколовшись изнутри. Именно тогда и ударил от неё свет, тонкими полосами, словно иглами. Хлынула кровь, а тварь заорала. Её голос теперь уже вибрировал, разматывая мои мозги по черепной коробке. И я дышал, раскрыв рот, широко и тяжко, чувствуя, как от звука этого раздирает тело.
И кровь того гляди закипит.
Ничего… как-нибудь.
Ещё одна пуля… которая? Есть запас… или уже нет. Револьвер сухо щелкнул и я не нашёл ничего лучше, как просто швырнуть его в тварь.
А та…
Та истекала чёрной кровью. Раны от пуль расползались, будто и тех капель света, которые в них влили, было достаточно… а ещё я чувствовал, как по связавшим нас нитям идёт сила.
Ко мне…
И поток был столь велик, что закружилась голова… не справлюсь. Слишком здоровая, слишком… в углу завозился Метелька, и тварь, до того замершая, будто выстрелы и сила моя её парализовали, тоже очнулась. По телу её прокатилась дрожь, точно судорога.
А потом она резко и вдруг изменилась.
Рыхлые нити стали плотнее.
И сама Тварь уменьшилась.
Теперь она походила не на змею, но на… Зорьку? Только здоровую, выше себя да и любого человека, массивную, нелепую, будто форма, по которой Зорьку отливали, взяла да треснула в процессе. И содержимое выплеснулось, потекло да и застыло, как уж есть.
Руки качнулись.
И поднялись.
И поток силы замедлился, а потом словно тварь сообразила, что происходит. Скрюченные пальцы ухватились за эти нити и дёрнули на себя.
Э нет!
— Х-хрен тебе… — я вдруг понял, что вот не справлюсь.
Сам не справлюсь.