Громовая жемчужина

Наваждение уходило медленно, неохотно. Почти все зрители, особенно сидевшие на лучших местах у самой сцены, и после завершения первой части еще долго оставались слегка ошалевшими. Люди вставали, потягивались, со смехом разминая спину или растирая затекшие ноги. Между ярусами засновали слуги, доставая и разворачивая закуски. Тишина наполнялась оживленным гомоном.

— Великолепно!

— Какое мастерство! Какая экзотика! А игра актеров — выше всяческих похвал!

— Никогда прежде, ничего подобного…

— Это должны увидеть в Сонаке!

Зрители обменивались впечатлениями, громко восхищались, закусывали, но у всех в глазах словно остался отпечаток последнего видения — отплывающая в море рыбачья лодка.

Пожалуй, только рыбаки, что смотрели представление с самой вершины холма, смутно догадывались, куда она отплывала.

— Фу, устал! С ног валюсь! Анук, где тыква с вином?

Херуки почти сполз по лесенке из зеркальной каморки, где оставил маску и верхнюю часть сценического костюма, и без сил плюхнулся на нижнюю ступеньку.

— Никакого вина, — сказал Сахемоти. — Цукиеми, налей ему чаю.

— А вот у меня еще пирожки с рыбой…

Перед крыльцом на переносной жаровне весело булькал чайный котелок. Цукиеми с деловитым видом (длинные рукава завязаны за спиной, волосы спрятаны под повязку) опустила в котелок черпак и протянула актеру-напарнику полную чашку терпкой зеленоватой настойки.

— Да ты никак перестал курить пьяную травку? — нарушил тишину Анук. — То-то я думаю, чего не хватает! Дыма твоего вонючего! И давно ты завязал?

Херуки смутился и промямлил что-то неопределенное.

— Правильно, — рассеянно заметил Сахемоти. — Давно пора.

Главный актер ничего не ел и не пил. Сидел на ступеньках, отстраненно улыбаясь, и смотрел поверх голов, как будто так и не вышел из актерского транса. Без тяжелой багровой накидки, в светлой конопляной рубашке, он казался особенно юным и хрупким. Цукиеми поглядывала на него с обожанием.

— Я тут прочитала свиточек с текстом пьесы, что приготовили для знати, — промурлыкала она, преданно заглядывая ему в глаза. — В награду за спасение Старца-Черепахи морской царь отдает рыбаку в жены свою дочь… Это намек? Ты все-таки собираешься вернуться в Тайхео и жениться на мне, верно? Я так и знала! Мы вместе будем править океаном!

Анук отвернулся, давясь от смеха.

— Вот дура-то!

— Ах, как искусно ты навел морок! — трещала Цукиеми. — Хочешь отличный совет? Я бы на твоем месте не упустила возможности утопить десяток-другой этих предателей Касима. Попробуй в следующем действии внушить им, что их зрительские места вон на тех рифах…

— Ты преувеличиваешь мои возможности, Цукиеми. Мои иллюзии совсем другого рода. Я не могу подчинять чужую волю — только показываю видения…

— Ну княгиню-то ты просто обязан утопить! Она и безо всяких видений пойдет за тобой куда угодно…

— Что ты несешь, демоница! Слушать противно, — с неудовольствием сказал Херуки, переставая дуть на свой чай. — Думаешь, Сахемоти делать нечего, как потакать твоей кровожадности?

Цукиеми захихикала.

— А как ты думаешь, зачем наш господин все это затеял? Чтобы повеселить людишек старинными танцами? Какой ты простодушный, Херуки, диву даюсь!

Херуки не очень-то ей поверил, но на душе у него стало тревожно. Он обвел взглядом холмы — о боги, сколько здесь людей! Несколько тысяч, не меньше! И все они собраны в ложбине между трех холмов, словно в огромном котле — для полного подобия остается только прихлопнуть крышкой.

Херуки, следуя совету Кагеру, уже несколько дней как перестал курить пьяную травку, и истинное зрение постепенно начинало к нему возвращаться. Слои мира один за другим медленно разворачивались перед ним, как лепестки чудесного цветка. «Чего я лишал себя все эти столетия! — переживал бог удачи. — Воистину говорят — лучше быть разбитым алмазом, чем целой черепицей!» Но с каждым новым слоем Херуки чувствовал себя все более голым и беззащитным. Он знал, что точно так же открывается сам — для всех, кто способен его увидеть.

И теперь, в центре многотысячной толпы, Херуки вдруг отчетливо почувствовал — рядом с ним готовится нечто страшное. Сахемоти сегодня был особенно безмятежен, однако бог удачи знал, что подобное потустороннее спокойствие — лишь внешняя сторона запредельной концентрации. На чём? Сахемоти сегодня в белом, как жених или молодой воин, но что таится под этой белизной? Кстати — откуда взялся свежий порез у него на лице? И откуда у него за поясом старинный меч с рукоятью, обтянутой голубоватой акульей кожей? Еще вчера его не было. Подарок княгини? Херуки украдкой попытался прочитать пиктограммы, украшавшие рукоять, но у него почему-то зарябило в глазах.