Гротенберг. Песнь старого города

Можно, конечно, сбежать? Вернуться в отель, забрать лошадь, и отправиться за город, спуститься по извилистой тропе в ночь, раствориться, исчезнуть, позволить городу и его семье пропасть окончательно. Нет. Нет, и нет. Он должен найти сестру. Должен хотя бы её увидеть.

Его снова пронзило это чувство боли. Он вскрикнул, схватившись за грудь, и упал на колени, согнулся ещё сильнее, пока не почувствовал, как лоб упёрся в каменную лестницу. Пульсация. Снова музыка скрипит в подсознании испорченными струнами, и расстроенным роялем. Дышать, нужно заставить себя вдохнуть.

«У тебя не так много времени» — услышал он голос в голове. С трудом подняв взгляд, он увидел, что впереди, за спиной ошеломлённого служителя, стоит Вакант. Фонарь в его руке горел тускло, а шкатулка заканчивала свою песню. — «Твоя жизнь — ноты мелодии, которая скоро может закончиться. Тебе нужно спешить»

Волна холода скользнула по телу, и вся боль ушла, словно море отпрянуло от берега.

— Просветлённый? Вы в порядке? Вы меня слышите? — Пытался дозваться его служитель.

Он не касался его, а лишь смотрел за мучениями. Про себя мужчина усмехнулся: как они все боятся к нему притрагиваться, словно действительно прокажённый какой-то, и кое-как поднялся. В голове снова ненадолго зашумело, но он лишь мотнул головой, пытаясь прогнать это чувство.

— Простите за это. Со мной случаются порой такие обмороки. — Услышав облегченный вздох, заметил, что ему протянули руку. Он взялся за руку Вестника, и тот помог ему подняться на ноги.

3.7

* * *

Комната госпожи Назаи была скромной. Небогатая мебель, впрочем, чему удивляться в церковной келье? Окон не было. Даже намёка на них не существовало, от того в помещении царил приятный и мистический полумрак. Кровать стоит у стены, застеленная небрежно. Женщина в кресле-качалке сидела в другом углу комнаты, у странного шкафа, расположенного горизонтально. Так, что книги стоят корешками вверх. Так, чтобы каждую можно было бы вытащить без труда. Их было немного и они ему казались очень старыми. Старыми, как эта женщина. Запах бумажной пыли и пожелтевших от времени листов ударили в нос также сильно, как и запах свеч и масла, подпитываемого черный фонарь.

Сегель склонил голову в приветствии.

— Она не видит тебя. — Пояснил служитель полушёпотом.

Наёмник посмотрел на него с лёгким недоумением. Зачем тогда здесь книги? Зачем тогда ей нужна такая сложная в планировке комната? Он предполагал, что Вестник её помощник на постоянной основе.

Женщина слегка подняла голову. Её тело практически не двигалось. Она виделась ему столь слабой, но было в ней что-то ещё. Сегель чувствовал, как странная сила пульсирует в клинке. Как маяк.

— Оставь нас. — Проговорила Оракул. Её голос был твёрд, несмотря на внешнюю слабость. Служитель удивился, но перечить не стал, и тут же скрылся за дверью. — Присаживайся. Как жаль, что эти люди больше беспокоятся о своих правилах, и своей вере, чем о божествах, о которых так склонны напоминать всем вокруг. — Она улыбнулась ему. — Я вижу тебя как угнетённую тень, Просветлённый. Одаренный Вакантом, как и один мой старый друг, который получил от меня уже весточку о твоём приходе. Божества говорят, что тебе поручено спасти этот город, пусть ты и прибыл для своей цели. Интересно.

— Разве им не плевать на нас? — Склонил голову к плечу Сегель.

Оракул помедлила с ответом, словно прислушиваясь к чему-то по ту сторону, и с грустью ответила:

— Они говорят о будущем, которое может не произойти. Не должно произойти. Они говорят о страданиях, через которые пройдет их народ, если у вас ничего не получится. Правда... правда за это придётся очень много заплатить, юный Сэмюель. Очень много.

Через белёсые глаза Сегелю казалось, что она смотрит в его глаза, рассматривает, и изучает. Ему показалось, словно незримые руки касались его головы, его разума. Он сталкивался время от времени с гадалками на улицах Китгорфа. В сути своей их предсказания были настолько размытыми, что чтобы не произошло, то можно было приплести к этому размытому предсказанию. Но сейчас? Сейчас ему казалось, что все тревоги последнего месяца ухватились за нить этого предсказания.

— А... моя сестра... — начал было Сегель, но оракул оборвала его жестом.

— Жива.

Наёмник кивнул ей. Это было самое важное, что он хотел знать. Стоит ли спрашивать, сможет ли он её спасти? Поджав губы, мужчина почувствовал, как в горле пересохло, и подавил малодушное желание расспросить о грядущем. Ему всегда хотелось верить в то, что не вечно отсутствующие божества определяют то, что случится, а они сами — люди.

— И каково это? Лгать всем, что богов нет, и прекрасно осознавать, что это — неправда? — Словно уловив ход мыслей Сегеля, заинтересованно спросила Оракул.