Гротески

«Клеить всяко лучше, чем стучать, – думала она, – а я как-никак помогаю великому писателю, да еще и деньги получаю!»

Однажды «великий» сообразил, что за последние годы он посетил зубного врача не менее двадцати одного раза, просиживая с раскрытым ртом по получасу, а иногда и по часу, решительно ничего не делая – ну вот совсем ничего! Сколько чудных рассказов о Словакии и Словении мог бы он за это время сочинить. Он так обозлился на собственную лень, что был готов самолично надавать себе пощечин.

Он стал придумывать, как использовать впредь время, проводимое в зубоврачебном кресле. Он посвятил этому целую минуту, а это было очень много по меркам знаменитого писателя, чье время – деньги.

Наконец он воскликнул:

– Вот что: сидя в зубоврачебном кресле, я рожу великолепную идею для повышения моей популярности – так, чтоб вовсе не знала границ. Довольно досужих размышлений!

Сочтя дело решенным, он обернулся к двенадцати барышням и стал диктовать им заглавия двенадцати рассказов – жутко смешных и неимоверно жизненных зарисовок от лица вечно пьяного прусского обер-лейтенанта.

– Целую ваши ручки, фройляйн Фрида, – крикнул он сидящей около него барышне. – Прошу вас, без разбивки – совсем без всякой разбивки – мое имя!

* * *

– Я бы вам на этот раз порекомендовал хлороформ, – сказал зубной врач.

– Ни за что, – возразил знаменитый писатель.

– Корень лежит поперек переднего зуба, – продолжал зубной врач, – и его придется удалить. Местная анестезия не поможет, это отзовется на всей челюсти.

– И прекрасно! – ответил спокойно пациент. – Сколько времени займет эта операция?

– Честно говоря, буду рад, если уложусь в два часа, – сказал врач, пожимая плечами.

– Великолепно, – воскликнул писатель. – Очень хорошо. Чудесно!

– В таком случае возьмите себя в руки. Будет очень больно, – предупредил врач.

– Пустяки, – засмеялся бывший обер-лейтенант, – Зато, мучаясь, я выдумаю что-то толковое. – Он откинулся на спинку кресла и раскрыл рот. – Доктор, соблаговолите начать!

Герр доктор, заправский дантист, являлся подлинным потомком Томаса Торквемады – или по меньшей мере Педро Арбуэса – и применил все свое искусство, заслужившее ему необычайную популярность среди его пациентов. Уверен, испанские предки позавидовали бы ему, если бы увидали его великолепные инструменты.

Он был в восторге от мужества своего пациента и проделал над ним ряд давно испытанных манипуляций для предотвращения боли, единственным результатом которых, впрочем, явилась сильнейшая боль. Но это нисколько не беспокоило знаменитого писателя. Он лежал в кресле с очень довольным лицом, раскрыв рот, закрывал глаза и делал вид, что это его совершенно не касается. Зубной врач приходил в волнение. Он решил в качестве подготовки к операции убить нерв раньше, чем вырывать зуб, и рылся в десне острыми крючками в поисках нужной болевой точки.

– Уважаемый доктор, – сказал писатель, когда операция окончилась. – Поверьте мне, я очень счастливый человек. Благодаря вам я родил прекрасную идею. Позвольте же вас от всей души безгранично поблагодарить.

– И что это за идея? – спросил несчастный врач.

– Великолепная, – засмеялся писатель. – Вот увидите, вы сами увидите – перед вами человек вполне современного склада.

* * *

Через неделю зубной врач и многие другие жители Берлина, а также редакции семидесяти восьми ежедневных газет получили изящные карточки, из которых узнали, что знаменитый писатель вступает в «свободные отношения» с некой баронессой.

Вот это взаправду была новость! Забыли холеру, забыли землетрясения и прочие злобы дня. Люди садились за письменные столы и принимались писать статьи о свободной любви, свободных отношениях и знаменитом писателе. Бульварные листки утверждали, что это высоконравственный поступок, и судили о широкой натуре истинного художника, о редком примере. Повод вспомнить Гёте! Юмористические журналы острили над писателем и его «свободным браком» вовсю. Консервативные газеты возмущались – вот так скандал, а еще бывший обер-лейтенант! Налицо подрыв общественной морали. Религия, государство – все попрано и поругано! Раз так поступил знаменитый писатель, то нужно его лишить всей его знаменитости. Он вообще иностранец, и к тому же довольно неприличный; такого бы выслать вон за границы страны, ибо никаких границ этот гад не видит! В Словении, или Словакии, или откуда он там появился, пусть сочетается свободным браком сколько угодно, а здесь пускай блюдет приличия! Так бранились консервативные газеты, к которым всегда относились с большим доверием в известных слоях – в той же полиции, к примеру.

Вследствие этого через несколько дней в доме писателя раздался звонок. Это был уголовный комиссар в штатском, очень приличного вида, в желтых перчатках и цилиндре.

– Чем обязан? – спросил его писатель. – Соблаговолите присесть.

Господин комиссар присел и был необычайно любезен. Он представился и упомянул о «неприятной обязанности».

– Прошу вас, говорите, не стесняясь, – засмеялся писатель, – я весь к вашим услугам.