Гротески

Сначала никто не обратил никакого внимания на этот глупый ствол дерева, который черепашьим шагом двигался по рыночной площади. Он на мгновение остановился на одном конце перед фонарным столбом, затем, не оборачиваясь, двинулся обратно через площадь по той же самой прямой линии, по которой шел раньше. Из всех эксцентричных нарядов, какие люди могли повидать в день карнавала, этот, без сомнения, был самым скучным и на редкость безвкусным.

Но ствол дерева не беспокоился о толпе. Он со степенной медлительностью ходил взад и вперед по рыночной площади. И хотя столпотворение царило там немалое, вскоре его трудами площадь чуть расчистилась, как если бы люди, сами того не сознавая, держали небольшую дистанцию против нового чудного гостя.

Затем один из уличных мальчишек, игравший в быка, бросился на него. Его «рожки» отскочили от ствола, и через мгновение он упал на камни, ободрав коленки и заплакав. Тем временем ходячее дерево ни на йоту не уступило, продолжая неукоснительно следовать своей непонятной траектории. Народ кругом засмеялся, но смех звучал слегка натянуто.

Постепенно свободное пространство между стволом дерева и народными массами становилось все больше; в особенности женщины отворачивались, когда подходили к нему слишком близко, всегда двигаясь все большими кругами, чтобы обойти его. Каждый на той рыночной площади был под завязку набит всевозможными суевериями, но ни один почему-то не обратил никакого внимания на это забытое Богом дерево. Люди его сторонились, но едва ли знали, что тому виной. Что-то отваживало их, и в итоге путь, по которому дерево обхаживало площадь, сделался совершенно свободным от толпы.

Вскоре народное возмущение дало о себе знать; оно проклюнулось и стало мало-помалу расти. Пошел шепоток об этой удивительно глупой шутке, в адрес дерева то и дело сыпались ругательства. Человек в наряде печи решил продемонстрировать всем свою удаль, ухватился за одну из ветвей и галантно повел ствол дерева, как леди на концертном танце. Толпа потешалась над этим жестом, и «печка» ухмыльнулся, гордясь своим успехом. Но вдруг черты его лица исказились, он отпустил ветку и в страхе убежал.

Пара здоровенных погонщиков мулов принялись лупить по стволу дубинками. Этот выпад дерево тоже не удостоило вниманием, продолжая медленно двигаться в том же темпе и по тому же старому курсу, взад и вперед по рыночной площади. Погонщики мулов вдруг побросали дубинки и тихо отступили в толпу.

Затем один из матросов вскочил из-за барного столика – то был румяный блондин с развевающимися лентами на берете. Он прорвался сквозь толпу, ухватился за ветку и через мгновение уже сидел на ней, смеясь и размахивая своим беретом.

– Оле! – обрадовалась толпа. – Оле!

Казалось, ноша не потревожила ствол дерева. Тот медленно двигался своим курсом, не колеблясь. Он пронес крепкого моряка через рыночную площадь к фонарному столбу, а затем обратно, не оборачиваясь. Это, по-видимому, и смутило моряка. Теперь он ехал задом наперед, и ему это не нравилось. Его смех стих; он плотно натянул шляпу на голову и более не кричал. Смех и крики толпы замерли в мгновение ока и тоже затихли. То, что когда-то казалось комичным, больше таковым не являлось.

Внезапно моряк поднялся посреди ветвей, и на его лице отразился великий ужас. Он спрыгнул и побежал так быстро, как только мог, обратно к своему столику. Толпа отступила вместе с ним, все дальше вытесняясь на улицы, опоясывавшие рыночную площадь. Наконец вся рыночная площадь опустела, остался лишь ужасный ствол дерева, чинно шествующий по широким плитам мостовой – по прямой к фонарному столбу и, не оборачиваясь, назад. Туда-обратно, и так раз за разом, раз за разом, много-много раз…

Народ теперь не смеялся и не праздновал, и больше не было ни бумажных лент, ни конфетти, ни цветов. Никто не двигался, все просто стояли, молчаливые и ошеломленные, уставившись на ходячее дерево. Затем пара женщин сорвалась на визг, и мужчины увлекли их прочь от зрелища. Ни у кого притом не было особого желания переломить ситуацию.

Наконец решили вмешаться матросы. Когда они пробирались сквозь толпу, ствол дерева стоял тихо, абсолютно один на пустом плацу. Моряки толкнули его руками, налегли на него плечами. Ствол не сдвинулся. Они кричали, ругались, выхватывали ножи и кололи ими кору. Наконец пара уличных рабочих принесла топорики, и тогда ствол стали рубить.

Площадь огласил громкий треск. Ветви и сучья полетели по сторонам. Негаданные лесорубы довольно улюлюкали, подбадривали друг друга зычным криком. Из толпы летели в дерево отборные проклятия. Кряжистый швед нанес последний удар – дважды взмахнул топором над головой, как какой-нибудь богатырь из сказки, и резко опустил его почти вертикально. Он прорубил первую дыру в стволе.