Гроzа

Но мать не отвечала и не выходила из ступора. Глаза ее по-прежнему бессмысленно смотрели в одну точку. Наконец Катерина сдалась и вызвала «Скорую».

Приехавший врач долго мялся, но потом все-таки сказал:

– Я не психиатр, но похоже на кататонию.

– А что это? – с опаской спросила Катерина.

– Разновидность шизы. Она в ступоре, хотя мышцы в тонусе. Ее надо в психиатрическое отделение.

– Но почему? – в отчаянии спросила Катерина. – Что с ней случилось?

– Похоже, стресс, – пожал плечами врач. – Посттравматический синдром. В общем, мы ее забираем.

– Я поеду с ней!

– А смысл? Все равно она вас не видит и не слышит. Ее теперь надо через зонд кормить.

– А когда это пройдет?

Врач отвел глаза. Был он еще очень молод, только-только из ординатуры, но, похоже, не торчал целыми днями в инете. Потому что с Катериной разговаривал нормально, без всяких сальных намеков и не раздевал ее глазами, ища пресловутую родинку. Просто у него еще было мало опыта, и он боялся выдать свое волнение. А вдруг диагноз ошибочен?

Когда мать увезли, Катерина кинулась к соседке. Та была в огороде да приглядывала за внуком-второклассником, которого ей привезли на каникулы. Увидев Катерину, соседка распрямилась и грязной рукой стала заправлять выбившиеся волосы под платок.

– Явилась! – буркнула она. – Чего надо?

– Тетя Клава, это вы сказали маме про мои фотографии, выложенные в инете? И о том, что весь город это обсуждает? Но зачем?! Что мы вам сделали?! Зачем вы с нами так?!

– Делать мне больше нечего, как по соседям ходить! У меня огород, куры-кролики, да еще Вовку вон навязали, – соседка кивнула на белобрысого мальчишку, копающегося в зарослях садовой земляники. – Что ж ты зеленые ягоды рвешь, паразит?! Терпения нет дождаться, когда поспеет!

Мальчишка, не слушая бабушку, упрямо набивал зеленой клубникой рот.

– Но откуда тогда мама узнала?! А она узнала, я в этом уверена!

– Машина приезжала.

– Когда?!

– Вроде как недавно. Может, час назад, а может, и побольше.

– Какая машина?

– А я в них разбираюсь? Это вы, богатеи, на машинах разъезжаете. Знаю только, что не русская.

– Большая, черная? Джип?

– Этот я знаю. Нет. Красная.

– Спортивная с откидным верхом? – упавшим голосом спросила Катерина.

Ей не хотелось даже думать, что к маме приезжал Борис. Только не это.

– А я в них разбираюсь? – повторила соседка и воинственно поправила платок на голове. – Шла бы ты отсюда. Не о чем нам говорить. Я тебе так скажу: совести у тебя нет. У кого муж не пьет? Нет таких в Калинове. Скажи спасибо, что он у тебя вообще есть, муж. Так нет! С мальчишкой загуляла!

– Не вам обсуждать мою личную жизнь, – машинально отмахнулась Катерина.

– Ишь, гордячка! А не нам – так и уезжай отсюда. И ко мне больше не приходи, слышишь? Замараться боюсь.

Катерина молча направилась к калитке. Уже открыв ее, она услышала:

– Теть, погоди!

К ней несся белобрысый Вовка. Она остановилась.

– Теть, у тебя конфетки есть?

– Не знаю. С собой нет. Дома надо будет поискать.

– А денежка?

– Зачем тебе денежка?

– Мороженое куплю.

Катерина пошарила в кармане джинсов и нашла там пятидесятирублевую купюру, сдачу с поездки в автобусе:

– Держи.

– Это «мерс» был, – деловито сказал мальчишка, разглаживая смятую денежку.

– Что? – вздрогнула она. – К маме приезжал красный «Мерседес»? А ты не ошибся, мальчик?

– Чего я, в тачках не разбираюсь?

Вовка убежал, а она вышла за калитку и устало прислонилась к забору. Вот и все. Она осталась совсем одна.

День десятый

Эта ночь стала для нее кошмаром. Катерина привыкла к тому, что здесь живет мама. Дом был раньше полон ее запахами: сладкие духи и лаванда, а еще корица, которой мама посыпала плюшки, дешевый стиральный порошок и травяной шампунь. Повсюду лежала мамина работа: отрезы ткани, портновские ножницы, разноцветные нитки, мотки шерсти и гадальные карты. Хотя Мельничиха давно уже не гадала клиентам, но пасьянсы раскладывать любила, на загад. Сойдется – значит, все будет хорошо. А нет – так надо раскладывать еще раз, и еще, пока не сойдется, прогонять беду. Все это были наивные женские хитрости, но, как ни странно, успокаивало.

По ночам Катерина слышала мамино дыхание и ее возню в кровати, из-за бессонницы. Но Катерине это не мешало. Они были одним целым: мама и дом. Здесь прошло Катеринино детство, отсюда она пошла в школу, потом поехала в училище и сюда возвращалась из мужнина дома, как в тихую гавань.

Теперь же в доме пахло лекарствами и было убийственно тихо. Из него словно душа ушла, и он превратился в пока еще живого мертвеца. Но жизни ему осталось без души совсем немного.

А за окном завывал ветер, его только и было слышно. Он выл и стонал, словно оркестр, состоящий из привидений, издавая какие-то нечеловеческие, загробные и зловещие звуки. То и дело что-то падало: то лопата, то грабли, то стулья в беседке. Привидения обступили дом и, рассерженные надвигающимся ненастьем, требовали их впустить.