Гроза

Турсунташ осторожно села, сторонясь Додхудая, и вытерла каждый его палец влажным полотенцем. Точно так же она вытерла ему руки по локоть, лицо и шею. А Додхудай тем временем неумолчно говорил:

— Ты, девчонка, ничего еще не знаешь, я тебе говорю.

Девочка, занятая своим делом, не поднимала головы, а Додхудай все старался втянуть ее в разговор.

— Почему не спросишь, о чем я хочу рассказать? Отец твой Чуливай и мать твоя Тухтабуви сегодня рано утром приходили ко мне в гости.

Турсунташ замерла, в недоумении глядя на Додхудая.

— Что ж ты разинула рот? Не удивляйся! Афанди, оказывается, говаривал: неужто я, седобородый, стану врать? А ты знаешь, что говорил Афанди?

Турсунташ ничего не отвечала.

— Ну ладно. Истории Афанди интересны, рассказать-то их можно, да вот боюсь — смеяться придется до смерти. А тому, что я сказал, ты не удивляйся. Отец твоего покойного отца работал тридцать пять лет чабаном у моего покойного отца. Бедняга до сорока пяти лет ходил холостяком, подобно мне… Ачил-шутник, — сказал Додхудай усмехнувшись. — Он и в самом деле был шутник, рассказывал забавные истории и все время развлекал и веселил моего отца. Так знай же — тот самый Ачил-шутник был твоим дедом. У него, оказывается, была луноликая дочь, могущая поспорить по красоте и с луной, и с солнцем, стройная и изящная, про таких в народе говорят: съест морковку — в животе видно, выпьет воды — сквозь горло просвечивает. Мой отец Маматбай сосватывает твою будущую мать Тухтабуви с твоим будущим отцом Чуливаем. Отец мой отечески опекает твоих родителей, не позволяя роду и племени своих слуг-чабанов развеяться по свету. Он за свой счет устраивал их свадьбы, соединял их друг с другом, спаривал девушку с йигитом. А что означает спаривать, знаешь? Если не знаешь, то узнаешь. Я сам покажу это, ладно? Погоди, я еще не кончил говорить, это я, если хочешь знать, говорю от всей души ради твоей же пользы. Девочка, родившаяся от тех самых Чуливая и Тухтабуви — это и есть ты, Турсунташ. Прелестная, чернобровая девочка — это и есть ты, Турсунташ. Сегодня девочка, а завтра-послезавтра луноликой красавицей, невестой будешь ты сама. Поняла?

— Я принесу обед, — сказала, отстраняясь, Турсунташ.

— Погоди с обедом, да сядь-ка ты ближе. Да будет царство небесное твоему отцу и твоей матери!

Турсунташ начала всхлипывать.

— Не плачь. Испокон веков заведено, что у детей умирают родители. Вот я для тебя заботливее даже родителей твоих. Ну, перестань плакать. Ведь от плача твоего они не воскреснут. Благословим, чтоб было им царство небесное, — сказал Додхудай. — Турсунташ закрыла руками лицо и надолго замолчала.

— Родители если умрут, то это ладно, главное, чтобы друзья не умерли. Недаром эта мудрость была высказана нашими предками. Благодари бога. И милый твой, и друг твой — это я. Твои отец и мать были очень близки мне, очень они были верны моему покойному отцу. И судьбы наши схожи. Я хочу сказать, что мы с тобой рано осиротели. Для мальчика это проще, он где хочешь найдет приют. А каково одинокой девочке?

Турсунташ пригорюнилась и начала всхлипывать, Додхудай ее утешал.

— Ты пуглива, как горный джейран. Держись свободнее, не стесняйся. Я теперь не чужой для тебя. Чувствуй себя хозяйкой в этом просторном доме, живи привольно. Все мое хозяйство, да и все мое богатство считай своим.

Додхудай на некоторое время замолчал, не то размышляя, не то предавшись воспоминаниям.

— Странный я видел сон. Твои дедушка и бабушка впереди, а твой отец с матерью позади их. Они все четверо вошли в дверь и приветствовали меня. Как будто наяву я их всех видел. Да. Пришли ко мне в гости. Чтобы к добру оказался этот сон… Но ты не бойся. Гости, оказывается, пришли не с плохими намерениями. Наверное, они потому пришли, что я всю ночь, пока не спал, и сам думал о тебе. А на рассвете, как только уснул, они и явились. Оказывается, они все знают о нас с тобой. Гляжу я на них, а они и похожи на себя и не похожи. Обликом-то они похожи, я их сразу узнал, но одежда… одежда иная, сшита из белой бязи. Человек, увидевший их, сразу сказал бы, что это ангелы. А твой отец с матерью ведут тебя за руку… Пришли они на порог вот этой террасы… Посмотри-ка туда, вот на этот порог они пришли… Тут и присели. Я никак не пойму, то ли это явь, то ли сон. А отец твой Чуливай мне говорит: «Не сон это, хозяин, а самая настоящая явь. Мы с женой очень озабочены судьбой нашей дочки. Ведь она, Турсунташ, была для нас светом очей, радостью жизни». Ну, а я им отвечаю, твоим отцу и матери: «Будьте спокойны за дочь свою Турсунташ. Если есть, на свете что-нибудь редкостное, так это ваша девочка. Может, кто-нибудь будет утверждать, что девочек на свете много, но я говорю о той, каких больше нет на свете, — о редкостной девочке по имени Турсунташ. Правильно ли я говорю?

Турсунташ потупилась, покраснела и отвернула свое лицо.