После переправы через Березину Наполеон уже не опасался окружения. Остатки его армии двигались к городу Вильна. По пути следования к армии присоединялись солдаты вспомогательных корпусов и гарнизоны небольших городов. Вскоре её численность увеличилась до 80 тысяч, что внушало императору некоторый оптимизм. Однако даже французские генералы часто именовали эту армию просто толпой. Теперь главным врагом французов стал мороз. Температура временами опускалась ниже 30 градусов.
Солдаты Наполеона в основном были уроженцами стран с тёплым климатом. Они очень плохо переносили холод. Повезло тем, кто имел валенки, шубы и тулупы, отобранные у местных жителей. Остальные кутались в мешковину и тряпьё. Оборванные, с чёрными закоптелыми лицами, они уже совсем не были похожи на тех бравых воинов, что пришли в Россию всего полгода назад. Отступление превратилось для них в настоящий ад. Голод и холод косили ряды французов сильнее пуль и ядер.
И снова строчки из воспоминаний Филиппа де Сегюра: «В этом царстве смерти все передвигались, как жалкие тени! Глухой и однообразный звук наших шагов, скрип снега и слабые стоны умирающих нарушали это глубокое гробовое безмолвие. Ни гнева, ни проклятия, ничего, что предполагает хоть немного чувства; едва оставалась сила умолять. Люди падали, даже не жалуясь, по слабости ли, по покорности ли, или же потому, что жалуются только тогда, когда надеются смягчить кого-либо, или думают, что их пожалеют…»
О порядке и дисциплине не было и речи. Вот что писал позднее один из выживших офицеров – участников того марша: «Все шли как попало: кавалерия, пехота, артиллерия, французы и немцы, – не было больше ни крыла, ни центра. Артиллерия и обоз двигались через эту нестройную толпу, не повинуясь никаким приказам, кроме одного: двигаться как можно быстрее».
Путь армии, которая когда-то именовалась Великой, был отмечен трупами тысяч замерзших на марше и на привалах. Обочины дорог по-прежнему были завалены брошенными повозками, пушками, зарядными ящиками, обглоданными тушами павших лошадей и большим количеством человеческих тел. Всё это постепенно заметало снегом.
Нелегко пришлось и наступающим русским войскам. Наши солдаты, так же как и французы, ночевали под открытым небом и страдали от стужи. Армия несла большие потери обмороженными, заболевшими и отставшими от своих частей. Но вместе с тем она никогда не упускала возможности для нанесения очередного удара по врагу. Кавалерийские и казачьи отряды с лёгкими пушками, установленными на санях, наводили ужас на неприятеля. Часто, услышав простое русское «ура», французы в страхе бежали со своих биваков от жарких костров в лес и там замерзали.
По приказу Наполеона были собраны и сожжены штабные бумаги, часть обоза и знамена полков французской армии. Солдаты называли их орлами – ведь древко каждого, в подражание римским легионам, украшал бронзовый орёл. Так командир поставил на своей армии символический крест.
В начале декабря в белорусском местечке Сморгонь Наполеон передал командование маршалу Мюрату, а сам с небольшим эскортом гвардейцев отправился в Париж собирать новую армию. Эту он уже считал потерянной. Однако император не хотел верить в своё поражение и считал проигранной только кампанию, но не всю войну. Он был убеждён, что своим присутствием на родине сможет сгладить горечь неудачи, а также повлиять на своих союзников – австрийцев и пруссаков.
Наполеон уехал инкогнито. Для всей армии его отъезд несколько дней оставался тайной. Затем в частях официально объявили, что император уехал в Варшаву.
Оставленные своим вождём части продолжали двигаться к границе и гибнуть. Отъезд Наполеона вызвал в войсках бурю негодования. Присутствие императора хоть как-то поддерживало солдат, делало их армией. Теперь же они считали себя просто брошенными на произвол судьбы.
С трудом остатки императорской армии добрались до Вильны. По воспоминаниям генерала Сегюра, до города дошла едва ли половина от тех 80 тысяч. Здесь повторилось то же самое, что и в Смоленске. Неуправляемые толпы людей громили воинские склады, пытаясь урвать для себя хоть кусок хлеба. Жители не знали о поражении французов, и, увидев оборванцев с обмороженными руками и ногами, запрудивших улицы, стали закрывать свои лавки и магазины и запираться в домах, опасаясь грабежей и насилия.