Гроза двенадцатого года (сборник)

«Неужели Каховский ничего не увидит у меня на губах?.. Я сама чувствую, что есть что-то, следы чего-то отпечатались… Он узнает — стыдно, стыдно… И по глазам узнает… И государь узнает — этого скрыть нельзя… Разве спрячешь солнце?..»

Как-то машинально, автоматически вступила она в квартиру Каховского. Это был уже не молодой генерал, с сильною проседью в белокурых волосах, особенно на висках, и с голубыми, все еще ясными и говорливыми глазами. Он сидел у стола, на котором стояла большая хрустальная чернильница с этажерочкой, уложенной гусиными перьями. На столе разбросаны были бумаги — ордеры, приказы, рапорты эскадронных начальников, письма. Тут же сидел какой-то пожилой господин, которого Дурова видела в первый раз.

Едва девушка явилась пред лицом начальства, как трезвость мысли сразу воротилась к ней. Она помнила одно, что она солдат, что ее вытребовали по делам службы.

Вытянувшись в струнку, она ждала приказаний. Но в то же время она сразу увидела, что и здесь на нее смотрят как-то особенно, а неизвестный господин — так тот положительно воззрился на нее, хотя старался не дать этого заметить.

— Здравствуйте, господин Дуров! — ласково, хотя начальнически сказал Каховский,

— Здравия желаем, ваше превосходительство! — отвечала девушка тоже служебным тоном, звякнув шпорами и выпятив и без того выпяченную природою грудь.

— Скажите, пожалуйста, — продолжал генерал, — согласны ли были ваши родители, чтобы вы служили и военной службе, и не против ли их воли вы поступили?

— Против их воли, генерал.

— Вы дворянин? — снова спросил Каховский.

— Да, генерал, наш род дворянский.

— Что же побудило вас идти против воли родителей?

— Моя непреодолимая наклонность к оружию. Я с детства мечтал о военном деле… Но так как родители не хотели меня отпустить, то я тайно ушел от них с казачьим полком.

— Странно, очень странно все это, — говорил генерал как бы сам с собою. — А теперь родители ваши знают, где вы и что с вами?

— Не знаю, генерал. В мае, перед походом нашим за границу, я написал отцу, извещал его, где я и что со мной, просил его прощения… Но, вероятно, письмо но дошло до него.

— Хорошо, молодой человек. Я вас призвал затем, чтоб объявить вам приказ главнокомандующего: вы сейчас же должны ехать в Витебск и явиться к графу Буксгевдену^{44}. Полковник Нейдгардт (он указал на незнакомого господина), адъютант графа, сам проводит вас в Витебск.

Девушка не могла не удивиться, когда увидела, что Нейдгардт встал и поклонился ей — это полковник-то, адъютант главнокомандующего, кланяется юнкеру!

— Но вы должны оставить ваше оружие здесь, — добавил Каховский.

Девушка сделала движение испуга.

— Не бойтесь, господин Дуров…

— Ваше превосходительство! — жалобно заговорила странная девушка.

— Повторяю вам — не пугайтесь: я не арестую вас, я только соблюдаю форму, — с улыбкой сказал Каховский.

— Генерал… я не заслужил, чтоб… Она не могла говорить от волнения.

— Успокойтесь, успокойтесь, молодой человек… Вы большего заслужили, чем это… Я лично был свидетелем вашей храбрости и могу сказать — не в обиду вам — безумной. Я тогда же, помните, намылил вам голову. Потом, обратись к Нейдгардту, прибавил: — Вообразите, полковник, этот юноша (на «этом юноше» генерал сделал очень подозрительное ударение) — этот юноша, в битве при Гудштадте, во время жарчайшей схватки бросается на кучу французов и отбивает у них пленного почти, раненого русского офицера. Эта безумная дерзость юноши до того поразила французов, что они растерялись и ускакали. А этот молодец отдает свою лошадь раненому. А потом еще лучше: перехватывает где-то, под самым огнем неприятеля, раненого улана и возится с ним как нянька… Так, сударь, могуг поступать только дети, — закончил он, обращаясь уже к Дуровой. — А теперь — счастливого пути.

— Но мое оружие, генерал…

— Об оружии — после, а теперь исполняйте приказание начальства.

Нейдгардт встал и простился с генералом.

— Так вы со мной? — обратился он к недоумевающей девушке.

— Как прикажете… я сейчас…

Она никак не могла отстегнуть саблю — руки ходенем ходили.

— Я помогу вам, — сказал Нейдгардт, нагибаясь, чтоб отстегнуть крючок.

«Полковник помогает юнкеру… солдату… Да, Греков прав — там что-то знают… догадываются», — мелькнуло в голове странного юнкера.

Они вышли. С обеих сторон чувствовалась неловкость.

— Вы, вероятно, желаете приготовиться к дороге? — сказал Нейдгардт нерешительно. — Мы сейчас едем.

— Да, полковник, я должен зайти к себе — распорядиться насчет коня…

— О коне не беспокойтесь — его будут беречь впредь до распоряжения. — А вы о себе подумайте.

— Разве меня навсегда увозят отсюда? — с испугом спросила девушка.

— Не знаю… Мне не дано на этот счет приказаний… Но лучше приготовьтесь… к дороге, конечно.

— К дальней, полковник?

— Может быть… на зсякий случай… Через четверть часа мой экипаж будет у ворот вашей квартиры… До свиданья.