Стоять на Лезгинской линии с летучим отрядом — дело хлопотное. Шамиль всенепременно будет через нее на соединение с турками прорываться. И, зная характер местного начальства, Бакланов был уверен, что в случае победы вся слава достанется грузинскому князю, а в случае неудачи крайним сделают его, Бакланова.
Прибыв в Тифлис, к Муравьеву, Бакланов подал рапорт об отпуске, чтобы хлопотать о переводе в Крым.
Муравьев его вызвал и спросил:
— А если я возьму вас в действующий корпус, останетесь ли вы на Кавказе?
— Останусь, если вам только угодно будет дать мне в армии соответствующее положение.
— Хорошо. Поезжайте в Александрополь. Вы будете довольны вашим назначением.
Ставили Бакланова командиром конницы Александропольского отряда. Конница состояла из 7 полков: 2-х донских — № 4 и № 20 (последний нового состава), 2-х сборно-линейных (Кубанского и Терского), 2-х конно-мусульманских, 1 куртинского, еще, кроме этих полков, входили в отряд 3 сотни карапапахов и дивизион черкесской милиции.
Впервые под командованием Бакланова собрались такие разноплеменные силы. Торнау, на которого мы часто ссылаемся, видел подобные отряды и описал их очень живо: «Карабахцы бросались в атаку с быстротой урагана. Казалось, никакая скала не могла устоять против такого налета, а в сущности дело было далеко не так опасно… Татарин налетает вихрем и также скоро уходит; „кашты“ — бежать, по понятиям его есть своего рода молодечество. Казаки и черкесы, не имевшие обычая бросаться на неприятеля очертя голову, зато дрались упорно и, обратив его в бегство, гнались за ним далеко и рубили без пощады… Курдов, одеждой и вооружением схожих с турками, несмотря на их необыкновенно красивых лошадей арабской крови нельзя было признать за воинов; это воры и разбойники, способные только на ночной грабеж. Сто курдов не стоили десяти линейцев или черкесов.
Остается указать на грузин, и я припоминаю о них не без удовольствия. Одетые и вооруженные подобно карабахцам, с таким малым отличием, что непривычный глаз его и не заметит, они несравненно храбрее всех татар и даже лучшие кавалеристы. В аванпостной службе и в разворотах малой войны они уступают черкесам и нашим казакам, но как храбрых и ловких наездников их можно назвать лучшими кавалеристами в мире, и по моему мнению грузин на коне, с саблею в руках, стоит двух венгерцев». Впрочем, Торнау имел в виду грузинских дворян…
Еще Торнау вспоминал, как участвовал в походе с подобным войском, и весь поход был нескончаемым праздником. «Без всякого порядка тянулись по горной дороге толпы всадников, одетых в самые яркие цвета; пошатываясь, плелась за ними сотня… вьючных лошадей. Серебром и золотом оправленное оружие, седла и сбруя как жар горели на ярком солнце. Музыка гудела, стучали маленькие барабаны, и по воздуху разносились гортанные звуки татарских напевов; горное эхо вторило переливам нескончаемых томительных трелей, составляющих верх искусства для азиатского певца… Чуть расширялась дорога или встречалась поляна, и всадники, не мешкая, пускали во всю прыть своих лошадей, ружья начинали трещать без умолку… Азиятцу нужны для веселия скачка, гик и пороховой дым. Ночной бивак представлял не менее любопытную картину. Кто не видел азиятского конного лагеря, не может себе вообразить беспорядка и шума, составляющих его непременную принадлежность…».
В отряде выделялись карапапахи, турецкие пограничные племена, перешедшие на русскую службу. 2-й конно-мусульманский полк оказался наполовину худоконным, две сотни оставили из-за этого в тылу. «Всадники молодцы, по крайней мере, глядят молодцами, но порядок в полку мусульманский!». 1-й конно-мусульманский набирался в Карабахе, и коней имел хороших. Курды из Куртинского полка выглядели величественно, все почти старики, от турок перешли недавно из-за того что те не давали им грабить, а «курды не подозревали, что в грабеже может скрываться что-то нехорошее». В бою же они особо не отличались. Что касается дивизиона милиции, то он состоял из кабардинской и осетинской сотен. Кабардинцы и осетины — воины для Бакланова знакомые и проверенные.
Командовать этим войском не сложно. «Колма!» — значит «стройся», а «чан, чан» — значит «марш-марш». Направление же можно шашкой указать. Татары тогда кричат «Алла!», а черкесы гичат «ги-гяур».
Бакланова в отряде ждали, слухи о нем широко распространились. Потто, служивший в эту кампанию в драгунах, вспоминал: «И мы действительно увидели мужчину колоссального роста — косая сажень в плечах, ехавшего впереди донцов на сильном и рослом коне донской породы; огромная баранья папаха откинута на затылок; длинные, как борода, бакенбарды развевались на ветру, а разгоревшееся лицо, рябое и изрытое оспой, дышало отвагой и необычной силой. Мы все невольно поддались его обаянию»[78]
.