Положение усугублялось ещё и тем, что у Вилена свои планы. Если он проиграет решающее сражение, он вообще уберётся из Греции — с него сбудется! Будь на месте Вилена старина Вирний, насколько проще бы всё обстояло! Фермопил помнил рассказы своего отца, сражавшегося под началом Аяхти в войнах с убнарами. В такой же ситуации, какая сложилась нынче, оказались и Вирний с Ивеном, но действовали они весьма слаженно. Наступавший с северо-востока Вирний получил хорошую трёпку от воинов объединённых племён. Однако он не дал тягу, как Вилен в Кемте, а заставил своих солдат ввязаться в изнурительные многодневные бои, помаленьку отступая и цепляясь за каждый оазис, за каждый источник. Армия его почти полностью погибла, но до последнего момента оттягивала основные силы убнаров на себя. В то же время войско Ивена разгромило отряды прикрытия и резервы, фактически захватила страну. Победоносные войны убнаров вышвырнули Вирния и его солдат, повернули домой, и сами оказались в его положении. Остальное было делом техники — не прошло и недели, как государство убнаров прекратило своё существование, превратившись в одну из провинций Империи, а добычу Ивен и Вирний поделили по-братски.
Вот это действительно — война! А у них с Виленом всё иначе. Если бы каждый из них дрался за свои личные интересы — это ещё куда ни шло. Ни он сам, ни Вилен не так уж жадны, чтобы нельзя было сговориться. Однако на кон поставлены независимость и влияние Ролоинов. Тут уж никакой сговор невозможен. Либо побеждает Вилен, либо Фермопил. Если победит Вилен, Онесси запросто отстранят Ролоинов от командования войсками, а следовательно, Ролоинам придётся склонить головы.
Вилен пока впереди — он нахапал и золота, и серебра, и рабов… и если его выведут из игры до того, как Фермопил вгрызётся в Фессалию, Этолию и Беотию, Онесси окажутся в более выгодном положении. Правда, Ролоинов оставят на их постах, но родственники лично ему — Фермопилу шею намылят изрядно! Так что в интересах рода ему, как ни странно придётся помочь своему сопернику. Смех, да и только! Конечно, тридцать воинов, та ещё помощь, но всё же лучше, чем ничего. И Ульфа придётся отпустить назад, и даже Восена отдать.
— Ладно, Великолепный! Возьмём этот городишко, отправлю тебя к Онесси. И воинов дам, — он подумал и, засмеявшись, добавил. — Да и корабли у меня есть. Только они делом заняты.
— Каким делом, светлейший? — осторожно поинтересовался Арольт. Он, как и любой военный моряк, считал, что у военного флота может быть только одно дело — война.
— Они готовятся к отправке рабов в Ливию. Рабов и уэлей.
— А у тебя много рабов, светлейший?
— Мало, — вздохнул Фермопил, — зато уэлей — хоть отбавляй! Если следовать закону в точности, отсюда каждого раба мужского пола надо отправлять в Муэно.
— У нас то же, — кивнул головой Ульф. — В гнилое дело вы вляпались, светлейший, и нас втянули. Сгинем мы тут.
— Не скули, Великолепный! — огрызнулся полководец. — И не таких бивали! Ивоэриминов помнишь?
— С ивоэриминами легче было, — серьёзно сказал Ульф. — На равнинах нам воевать, не привыкать. А здесь, куда ни сунься, горы, овраги, ручьи… Непривычно. Сперва бы север Иберии взять, может, научились бы.
— Здесь научимся. Тогда и с иберами проще будет.
— Ну, это ещё когда… — начал, было, ветеран, но в шатёр в это время ввалился запыхавшийся Вапус. Согнул шею, колени, изображая почтительный поклон.
— Чего тебе? — скривившись от отвращения, поинтересовался полководец.
Жестокий, сластолюбивый и циничный Фермопил, каким бы скотом ни был сам, как и все прочие командиры Второй Имперской, презирал своего начальника обоза, брезговал его обществом. Да и кому мог понравиться этот трус, садист и обжора? Его подчинённые, и те старались держаться от Вапуса подальше; его боялись и ненавидели.
— Светлейший! — провизжал толстяк. — Сегодня ночью на меня напали туземцы!
— На тебя, бегемот? За каким дивом ты им понадобился? — удивился Фермопил.
Бестолковость и тупость Вапуса у командования Второй Имперской вошли в пословицы. Полководец давно бы сменил его, если б не прямой царский приказ.
— Я хотел сказать, напали на мой обоз, — поправился Вапус. — Повреждены или сгорели тридцать повозок с сеном и зерном. Покалечены и угнаны несколько лошадей. Ранено сорок семь человек, двадцать восемь убиты.
— Что-о-о?! — грузная туша Фермопила сорвалась с кресла и нависла над Вапусом. — А ты куда глядел, скотина?! Молчать!
Вапус в полном ужасе укрылся от начальника под столом.
— Да что же это такое?! — кричал светлейший, размахивая кулаками. — Во Фракии налёты, в Македонии налёты, не успели в Фессалию войти, опять налёты! Вапус, скотина, сколько их было? — он обратил к толстяку искажённое яростью лицо.
— Больше тысячи, светлейший! — воины донесли, что нападающих было около сотни, но, придя в ужас от гнева полководца, начальник обоза, на всякий случай решил произвольно увеличить число налётчиков. — Позволь заметить, великий, мы ещё легко отделались. Я тут же наладил отпор, возглавил моих доблестных…
— Короче!
— А начальник конницы и пальцем не пошевелил!