Гроза над Элладой

Тысяча дивов! Никакое умение! Никакой опыт не могли помочь Алитту — беглец удалялся! Это было невероятно! Немыслимо, Но это было так — он не мог догнать ахейца! Ярость душила знаменитого конника, такая ярость, какой он давно не испытывал. Много лет назад последний раз испытал он горечь поражения. Казалось бы, пора забыть о тех временах, когда никому не известный всадник лёгкой кавалерии выжимал из своего невзрачного конька все силы, но оставался за чертой призёров. И он успел о них забыть, проклятый беглец своим существованием напомнил забытое, возбудив в Греге настоящую ненависть. Грег не мог даже предположить наличие у туземцев коня более быстрого, более сильного, чем Ураган, выращенный самим Пастухом. Значит, беглец гораздо лучше знает своё ремесло, чем он — царь гонцов, живая легенда. Это было маловероятно, но такую возможность нельзя было исключить. И всё же самый опытный, самый умелый наездник, оставляя позади себя Урагана, должен был иметь коня, по крайней мере, равного Урагану. Только это удерживало не знавшего промаха руку Аллита, иначе он давно мог убить вражескую лошадь, но в данных обстоятельствах, ему хотелось захватить не только всадника, но и коня.

Лик, конечно, не знал от кого убегает, но, судя по тому, что Див никак не мог оторваться от преследователя, преследователь этот, по крайней мере, вдвое превосходил маленького фессалийца по части верховой езды. У себя в городе Лик считался одним из лучших наездников, он не уступал и взрослым. Так что гнавшийся за ним атлант был явно не простым кавалеристом, а если ещё учесть скоростные качества Дива, за которым враг следовал, как привязанный, то не мудрено, что малыш обеспокоился не на шутку. Впрочем, у него хватило сообразительности не подгонять серого жеребца, не сбивать ему темп, да и подгонять Дива и не было никакой надобности — он сам постепенно набирал ход, чувствуя позади себя запах ненавистного человека, пытавшегося когда-то лишить его свободы. Если он подчинился своему нынешнему хозяину, то это отнюдь не означало, что давнишнему недругу можно позволить сесть в седло. Всхрапывая от страха и ненависти, злопамятное животное наконец превзошло самого себя — оно помчалось так, что Лику пришлось на секунду закрыть глаза — у него закружилась голова.

— Чтоб я сдох! — Грег выпучил глаза. — Это же Див!

Да, не один жеребец в Ойкумене не мог бы уйти от Урагана, да ещё с такой лёгкостью — за минуту он оторвался от преследователя на двадцать шагов, и наддал ещё! Теперь было поздно хвататься за дротики — на таком расстоянии, да ещё во время такой скачки попасть в беглеца не было никакой возможности. Гнаться тоже бесполезно, сейчас Аллиту не помог бы даже Кедр и Вена. Проклятье!

Знаменитый наездник остановил взмыленного коня и не торопясь поехал восвояси — ему не в чем было упрекнуть себя. Судьба сильнее.

Крах Первой Имперской

Пока разведчики Ритатуя испытывали свою горестную судьбу, сам архистратег союзной армии тоже времени зря не терял. Ежедневно, ежечасно маневрируя крупными отрядами воинов, прощупывал он крепость фронта противника, в коротких разведывательных сшибках готовя свои войска к решительному столкновению с захватчиками.

Да, как это ни странно, афинский полководец ничуть не был смущён отсутствием в действующей армии её лучших бойцов. Его это мало интересовало: в подобном сражении один человек и даже десяток практически ничего не решают, даже если этот десяток будет сплошь состоять из Канов Норитов. Гораздо большую пользу, если не решающее значение, представляют монолитность, стойкость и взаимопомощь всего войска — выучка и физические данные абстрактного «среднего» солдата. В результате долгих прикидок и перетасовок Ритатую удалось повысить уровень боеспособности наименее организованных отрядов за счёт присоединения их к самым надёжным частям. Локрийцы и эпирское племя иритов находились в подчинении у Кэнта. Саламинцы держались рядом с беотийскими и афинскими гоплитами, а фессалийская пехота была усилена коринфийцами и этолянами.

В общем, для битвы всё было готово. Дело было за немногим — за разведчиками. Ритатуй не мог и не хотел ввязываться в большую драку с Виленом, не зная, сколько времени у него в запасе. Вполне могло случиться так, что на следующий же день уставшему от бойни ахейскому войску придётся отражать атаку Второй Имперской. Эта неожиданность могла плохо кончиться. Цари, жрецы и даже вожди небольших фракийских и македонских племён осаждали Ритатуя требованиями ускорить сражение или хотя бы назвать конкретную дату, но архистратег упорно отмалчивался, а в особо трудные минуты раздражался приступами малопонятных пророчеств. Он ждал донесений. Он умел ждать. У худого и щуплого Ритатуя были не нервы, а стальные канаты.