Гроза над Элладой

У рослого и могучего Фидия нервы оказались послабже. Впрочем, его собственный десяток подавал ему плохой пример: после отъезда Кана и Кэма Нориты и их ближайшие соратники забыли про веселье. Братья и Кул кстати и некстати вспоминали прежние проделки своего младшенького, у Венеты глаза были вечно на мокром месте, а Эвридика с Миданой грустили из солидарности с прекрасной коринфянкой.

Один Орфей, наперекор всему и всем, пытался развеять грусть-тоску овладевшую таким весёлым, в недавнем времени, десятком. Однако, надо сказать, это ему удавалось всё реже, поскольку запас озорных песенок, даже у него, был весьма ограничен. Конечно, Фидий старался держать марку: не бегал ежедневно на дорогу, ведущую в ставку Ритатуя, и не просиживал там до вечера, как Венета; не впивался взглядом в каждого воина, носящего чешуйчатый панцирь, как братья; зато заметно посуровел и стал плохо спать ночами. Ещё бы ему было не беспокоиться — срок генеральной битвы неумолимо приближался, а в десятке отсутствовали два лучших — в чём он никогда и никому не признался бы — воина.

И в один прекрасный день терпенье старшего из братьев Норитов истощилось окончательно. Прекратив обычные учения десятка, не доведя их и до половины обычного времени, он отправился к архистратегу, оставив у костра лишь щит и копьё с дротиками. Члены десятка оторопело смотрели ему вслед.

— Ты куда? — крикнул Торит, но Фидий не удостоил его ответа.

Через четверть часа он подошёл к шатру Ритатуя. Охранники молча скрестили копья, загородив вход. Десятник смерил их злобным взглядом:

— Мне нужен стратег Ритатуй, — сказал он холодно. — Доложите ему о том, что десятник Норит из сотни Априкса тысячи Норита хочет видеть главнокомандующего.

Заявление Фидия произвело впечатление на телохранителей полководца — они, разумеется, слышали о погроме, учинённом в шатре Литапаста.

— Архистратег занят, — извиняющимся тоном ответил один из сторожей.

— Я подожду.

— Ну, зачем же, — послышался из шатра озабоченный голос Ритатуя. — Входи, Фидий.

Главнокомандующий союзной армии сидел на походном стульчике возле небольшого стола, уставленного посудой. Напротив — на таком же сиденье расположился незнакомый Фидию парнишка в грязном изорванном хитоне, перетянутом в талии широким поясом из медных блях с двумя привешенными по бокам кинжалами. Лица Фидий не разглядел — его закрывали свесившиеся пряди слипшихся от пота и пыли волос — зато запах конского пота, которым так и разило от парнишки, он учуял сразу. «Гонец… Откуда? С какими вестями?» Впрочем, о том, что новости нерадостные, можно было прекрасно понять по хмурому лицу полководца.

— Рад видеть тебя, Фидий, — сказал он, хотя выражение его лица говорило о противоположных чувствах. — С чем пришёл?

— С жалобой.

— На кого? Говори, не бойся… хотя, что это я…

— Я хочу пожаловаться на тебя, архистратег, — отрезал Фидий.

— Потише, воин. Не видишь — спит человек? — Ритатуй кивнул на парнишку. — Ты, похоже, совсем рехнулся. Жаловаться мне на меня же! Мне что — себя в кандалы заковать?

— В кандалы никого заковывать я не прошу; я просто прошу тебя, стратег, встать на моё место.

— А что — я бы не отказался! Только хотелось бы знать, кто на моё встанет. Нельзя ли покороче, Норит, у меня дел невпроворот.

— Можно и покороче, — согласился Фидий. — У меня в десятке осталось девять человек, из них три девушки.

— Так, дальше!

— Вот я и хотел бы знать, что мне прикажешь делать с таким десятком?

— Ах, вон ты о чём! — Ритатуй с неожиданной яростью зашипел, как рассерженный кот. — А ну, пошёл прочь, паршивый молокосос, времени нет о тысячах позаботиться, а тут ты со всякой мелочью! Я кому сказал — проваливай!

— Мой десяток имеет две благодарности, — холодно ответил десятник. — Одну от тебя, стратег, другую — от Кэнта Аркадца. А поскольку больше ни один отряд не награждался дважды, я считал, что мы сражаемся лучше других. Скоро решающее сражение, и сотник Априкс надеется на нас, как прежде. Как прикажешь быть с этим, стратег?

— А как прикажешь быть тем, у кого после боёв в строю осталось по шесть-семь человек? — с гневной ехидцей поинтересовался Ритатуй. — Всем идти жаловаться к архистратегу?

Тут уже взъярился Норит — нашел, с чем сравнивать!

— Если бы нас покрошили атланты — я бы молчал в тряпочку! — рявкнул он. — Да только всё дело в том, что атланты с нами никак не могут управиться! Людей у меня взял ты — так дай кого-то взамен! Требование моё справедливо, и криков твоих я не боюсь — не так воспитан! У меня всё!

— Нет у меня людей, Фидий, — устало сказал Ритатуй. — К тебе ведь кого ни попадя не пошлёшь… Знаешь, что если хочешь, возьми вот этого малыша, — он коснулся склонённой головы гонца.

Парнишка с трудом поднял лицо от сложенных на столе рук, потускневшие от усталости синие глаза его уставились на Фидия с тупым равнодушием. «Хорош!» — подумал десятник, а вслух сказал:

— Только детей нам и не хватало. Девушек защищали, теперь ещё и этого придётся.

Парнишка в ответ презрительно скривил рот: