Гроза над Элладой

Ритатуй, молча, наливался царским вином и делал вид, что его на совете нет вовсе. А, когда Эгей всё-таки поинтересовался его мнением, знаменитый полководец смиренно согласился с утверждениями Якхикса о том, что внезапное ночное нападение на вражескую армию очень эффективная штука, вот только какими силами коллеги хотят осуществить это мероприятие? Пятью тысячами? Десятью? Всеми сорока тысячами внезапно напасть не получится — от топота такой массы вооружённых людей всполошатся все дальние дозоры противника, атланты успеют построиться до удара. Да, деблокировать Коринф было бы превосходно, но невозможно без масштабной вылазки из города. У кого есть гарантия, что коринфяне полезут в темноту из-за криков и звона оружия? Он бы ни за что своих воинов из города в этом случае не выпустил. Да, в случае победы над атлантами афинское государство получит ещё большее влияние в Греции, обогатится трофеями. Это в случае победы. А в случае поражения? И кто готов ответить за поражение?

— Что касается меня, — с пьяным смехом заявил Ритатуй Брети, — то я всегда мечтал командовать двухсоттысячной армией. Особенно если биться предстоит с имперцами.

— Я от такого войска не отказался бы тоже, — проворчал Якхикс.

Литапаст был разочарован, он надеялся, что старик возьмёт на себя риски кампании. Поэтому он выразил полную уверенность в непобедимости афинских воинов, но добавил, что если более опытные полководцы сомневаются в возможности одолеть захватчиков без привлечения фивян и фессалийцев, то ему, как новичку в стратегии, не пристало самонадеянно брать ответственность на себя.

В итоге, было решено ждать подхода союзников в обустроенном лагере.

А Кан вновь встретился с Аламом и занял пост в четверти километра от лагеря гоплитов, примерно столько же было до парных пикетов справа и слева. Наученные опытными преподавателями гимнасия, оба юноши на костры не оглядывались, а внимательно смотрели в противоположном направлении. Разговор довольно быстро прекратился — Алам изрядно приустал и скоро начал подрёмывать, усевшись на выпуклый свой щит и опершись на копьё, — и Кан окунулся в глухой ропот воинской ночи.

Возможно, это и позволило ему засечь неуловимое движение в глухой темени, он толкнул Алама и предусмотрительно зажал ему рот.

— Позовём подмогу? — спросил тихонечко.

— А, если показалось? — ответил Алам. — Засмеют ведь… Давай, подпустим поближе, сцепимся, и уже тогда…

Они присели, чтобы не так ясно маячить на фоне костров. И, когда до двух двигающихся сгустков темноты остались не больше десяти шагов, сыновья афинских оружейников метнули в них копья с оглушительным криком:

— Афины! Тревога! Тревога!

Ответом боевому кличу афинян был болезненный вскрик, и вражеские лазутчики помчались обратно. Но быстро убавили свою скорость — одного из них копьё чувствительно поранило в ногу, он не мог бежать во всю мочь.

— Уходи, — сказал ему напарник. — Это мальчишки, я их уведу в сторону, а потом по-быстрому прирежу и догоню тебя. Встретимся у двух кипарисов.

Он встретил Алама и Кана с мечом в руке, отмахнул в сторону их первые выпады и пустился бежать, забирая в сторону от линии отхода товарища. При виде спины противника Кан почувствовал прилив азарта и забыл об осторожности.

— Обходи его слева! — крикнул он Аламу и атаковал развернувшегося к нему лазутчика лоб в лоб.

Нанеся свой первый удар мечом врагу, Кан почувствовал в ответ не осторожный блок условного противника, как это бывало на занятиях в гимнасии, а встречный сильный удар, едва не выбивший клинок из его руки. Покрепче ухватив рукоять пальцами, он встретил вражеский выпад отводящим движением щита и рубанул атланта по плечу. Враг ушёл в сторону и пинком ноги отшвырнул Алама.

Услышав тихий издевательский смешок лазутчика, весьма довольного своими успехами, Кан пришёл в дикую ярость.

— Ах, ты, тварь имперская! На, держи! — зарычал он и нанёс сокрушительный удар сверху.

Удар был настолько силён, что бронза вражеского клинка затрещала, а враг охнул и свалился от страшного пинка в грудь, последовавшего за богатырским ударом. Подоспевший Алам прыгнул сверху и дважды вонзил в поверженного атланта свой меч. За этим занятием и нашли его взрослые ополченцы, прибежавшие на боевой клич юной стражи.

— Молодцы, эфебы! — похвалил их Адамант, вызванный на место события. — Кто врага уложил?

— Это я, отец! — выступил вперёд Алам, но тут же добавил. — Кан мне очень помог, без него я справился бы с этим негодяем не сразу.

— Получишь лавровый венок, — пообещал тысячник сыну и, обращаясь к Кану, сказал извиняюще. — Постараюсь добыть его и тебе, но, боюсь, что может не получиться. Передай Фидию и отцу, что я благодарю тебя за службу. А теперь марш на пост — кто его за вас охранять будет…

Взволнованные событием юные воины обсудили его во всех подробностях. Алам, тщательно вымывший обагрённые вражеской кровью руки, клятвенно пообещал приятелю, что даст поносить ему свою награду, когда вернутся домой.

— Давай и дальше вместе в дозор ходить, — предложил Кану достойный сын тысячника Адаманта.

Но Кан отрицательно помотал головой: