— А Леона я предлагаю отдать под суд за порчу доброкачественных продуктов! — так завершил он свою тираду и запил её чашей вина, разведённого в соотношении один к шести.
— Может, ты и щит Эвридика готов в походе носить, если он всегда будет еду готовить? — подначил десятник младшенького, но Кан мастерски выкрутился, напомнив, что вкусно питаться будет весь десяток, поэтому щит должны носить все по очереди. А Леон в два раза чаще, если не хочет угодить под суд.
— Добрый ты… — хмыкнул Фидий.
— А уж благодарный-то, благодарный! — поддержал десятника Гифон. — Эвридик, ты тщательней к готовке относись, а то раз сплохуешь — наш младшенький и тебя под суд наладит.
— Для меня общее благо — превыше личного! — улыбнулся Кан. — Ведь я воин великого града Афины.
В этот день объединённая армия афинян и фракийцев достигла мегарской границы, отшагав около тридцати километров. Перерыв в этом стремительном марше был сделан всего один, чтобы воины смогли перекусить и переобуться. Все вымотались страшно. Исключение составляли нечеловечески выносливый Леон и распираемый внутренней силой Кан; их друга Кула поддерживало в пути только одно — дозволение прохаживаться по умственным способностям Якхикса. Детальное обсуждение старческого маразма командующего пехотой настолько увлекло Изолида, что он сумел преодолеть без стонов довольно затяжной подъём. Старшие члены десятка, жалея младших, попытались взять у них хотя бы узелки с продуктами, но друзья на корню пресекли эти оскорбительные для воинов потуги.
— Влезай в колесницу, надо поговорить, — приказал Мару его строгий папаша.
Мар не стал отказываться, охотно вскарабкался в повозку, скинул щит и прислонил к поручням тяжёлую сариссу. Он был так измотан, что возница Сарам протянул ему чистую тряпицу, чтоб утереть пот, и флягу с чистой ключевой водой.
— Ответь мне, Мариарх, правильно ли поступает Якхикс, устроив армии такую гонку?
— Я простой воин, и мне не положено обсуждать действия великого полководца афинской армии, — улыбнувшись, ответил Мар и присосался к горлышку фляги.
— А ты знаешь, Сарам, почему этот нахал расхрабрился на остроты?! — прокомментировал ответ сына опытный притворщик Ритатуй Брети. — Он просто надеется подольше проехаться на колеснице, а не мерить землю своими ногами.
— Твоему сыну, господин, нет ещё и пятнадцати, — напомнил мягкосердечный Сарам, выполняющий в доме Ритатуя роль матери для Мара, которого любящий папаша панически боялся распустить. — Ему тяжело нести трудности военного похода наравне с более старшими.
— Зато он будет знать, каково приходится гоплитам на марше, и не будет гонять воинов без крайней на то необходимости.
— Ты хочешь сказать, что стратег Якхикс напрасно изнуряет войско? — уточнил Мар. — Но ведь на совете у царя Эгея было принято решение опередить остальных союзников и на этом основании требовать старшинства в союзной армии. Иначе говоря, Якхикс просто выполняет решение совета, в котором ты принимал участие тоже.
Ритатуй досадливо покрутил головой и отнял у сына фляжку:
— Меньше пей, побольше думай, — попенял он ему и сделал из фляги большой глоток. — Ближайшая армия — это фиванцы, они вышли в одно время с нами, а идти им на четыреста стадий дальше. Мы бы спокойно дошли и завтра, и послезавтра. Я, по крайней мере, посоветовал Эгею отправить вперёд конницу, чтобы бивуак для пехоты обустроили, костры сложили. Воинов надо холить, тогда они за тебя драться станут, как за отца родного.
— А нельзя ли эту мудрость и ко мне применить? — полюбопытствовал Мар.
— Ты и так в меру сил драться будешь, ты ведь Брети. Или нет? — спросил Ритатуй с ехидцей.
— Конечно, Брети, стратег! — съязвил мальчик в ответ. — Конечно, буду.
— Вот и марш с колесницы, умник, — подытожил дискуссию стратег обозного войска.
Прибыв на место стоянки, Кан предупредительно схватил амфору и убежал за водой. Едва его фигура скрылась за скоплением воинов, Гифон окликнул десятника:
— Фидий, — сказал он твёрдо, — ты сегодня младшенького в дозор не пошлёшь. Если ты забыл, что ему нет и семнадцати, то мы об этом помним, и нам его жалко. Две ночи в дозоре подряд — это слишком. Сегодня он ляжет спать вместе со всеми.
Фидий обвёл глазами лица воинов своего десятка и наткнулся на хмурый взор Торита:
— Это наше общее решение, — сказал Торит. — И тебе лучше прислушаться к нему.
Голос Фидия прозвучал в ответ мягко и доверительно:
— Я обращаюсь к вам не как к родственникам и друзьям, гоплиты. Я обращаюсь к воинам союзной армии, которая вышла против самого страшного врага, какого себе только можно представить. Десяток Норитов в сотне Априкса всегда был лучшим, но сегодня в нём нет, ни отца, ни Изолия, ни дядюшки Адаманта. Нам досталась нелёгкая доля поддерживать славу великих воинов, составлявших костяк отряда. Скажите мне, воины, мы соответствуем своим предшественникам? Мы смеем называться гоплитами сотни Априкса? Чахлый Мар, сынишка вечно пьяного Ритатуя нахально смеётся нам в лицо. Почему? Ответьте мне, почему?
— Потому, что он эвпатрид и сын стратега, — подал голос Кул. — Он — эвпатрид, а мы дети ремесленников.