Гроза над Элладой

Опасаясь прибытия вражеского подкрепления, Кэнт решил ускорить ход сражения: велел цепникам снова войти в бой и поджёг засеку. Но случилось непредвиденное. Плотная конная масса с такой поспешностью отхлынула от огня, так давнула в бок, что фессалийцы поневоле попятились. Почуяв слабину, атланты со всей отчаянностью, со всей неописуемой яростью обречённых насели на северян, сотни их погибли, но отбросили ахейскую конницу ещё на полстадия. Герт, Иолай и Ясон охрипли, пытаясь криком остановить всадников, не выдерживающих бешеного натиска. Положение усугубилось ещё больше, когда обрадованный неожиданным успехом Муроб бросил в прорыв свою охранную сотню и ещё три из тех, которые составляли лучшую тысячу когопула. Так славно задуманная засада грозила обернуться крупным поражением её инициаторов — стоило фессалийцам, изнемогающим от безумной резни, обратиться в бегство, и оставленная пехота легко могла быть стоптана имперской кавалерией, погублена до последнего человека.

Кан, наблюдавший за ходом сражения с высокой сосны, понял смертельную опасность, угрожавшую провалом всей операции. Больше терпеть он не мог — соскользнув по стволу на землю, он вспрыгнул в седло.

— А ну, пустите! Пустите! Дайте проход! — зарычал он, расталкивая пятившихся фессалийских коней храпящим и кусающимся Дивом.

Пробившись вперёд, младший из Норитов поднялся, стискивая коленями рёбра жеребца, и с громким обидным хохотом обратился к отступающим северянам:

— Видать, перевелись в Фессалии ахейцы! Одни трусы остались! Что ж, если защитить Элладу от врага некому, придётся афинским мальчишкам взяться за дело! — тут он бросил Дива на ближайшего атланта и опрокинул его вместе с конём. — Ахайя! — мощнейшим ударом сверху рассёк следующего наискось от плеча до самого сердца. — Это вам не с фессалийским сбродом силами меряться! На помощь афиняне! Бей атлантскую сволочь! Ахайя!

— Это что же братцы, — раздался мощный рокочущий голос Эврита, — неужто афинянин прав?! Неужто фессалийцы разучились драться?! Ахейцы мы или крабы?! Покажем афинянину, что есть ещё герои в Фессалии! Ахайя!

Пристыженные, до крайности разозлённые северяне встали насмерть.

— Бей! Бей! — надрывался Кан и, показывая пример, рубил направо налево с такой поспешностью, словно от каждого его удара зависела судьба всей Греции.

Поскольку отступать атлантам было просто некуда, они тоже топтались на месте, не в силах сломить яростно сопротивляющихся ахейцев, а фракийцы тем временем всё глубже вбивали свой бронированный клин в толпу врагов. Ириты, истекая кровью, всё же не поддавались натиску противника. Шат и Эльид сражались впереди всех, воодушевляя своими подвигами малодушных и восхищая самых дерзких храбрецов.

Эльид кидался на врага с таким диким нечеловеческим рёвом, что испуганные кони шарахались от него в сторону, становились на дыбы, сбрасывая седоков. Он обрушивал на очередного противника целый шквал ударов и в считанные секунды так изматывал его, что многие гибли просто не в силах поднять щит или меч для отражения простейшего выпада. Шат действовал абсолютно иначе — он с рассеянным видом отбивался сразу от двух-трёх всадников, а когда успокоенные враги на долю секунды теряли бдительность, забывая о необходимости защищаться самим, следовал молниеносный выпад, и свободное место занимал следующий имперский всадник.

Сражающиеся в рядах фракийцев Ним и Аробист не так выделялись на фоне дружного, хорошо продуманного натиска горцев, кое-кто из горных удальцов насмешливо покрикивал на нерадивых афинян — уж больно медленно и неохотно двигались оба. Братья не откликались на шутки остряков — их всецело поглотила тяжёлая работа боя. Коварный Аробист внешне несуетливо, не торопясь, уклонялся да уклонялся от вражеских выпадов, выжидая момент для нанесения своих любимых змеиных выпадов — он имел обыкновение разить насмерть и наверняка. Ним двигался чётко, размеренно, продуманно. Каждый его шаг, каждый поворот тела, каждый замах подчинялся определённой цели. Казалось, действует хорошо отлаженная и отрегулированная боевая машина — до того резкими, неслабеющими и законченными выглядели его движения.

Что касается Медиса, то он не мудрил, делал хороший замах, да с такой силой обрушивал тяжёлый клинок на очередного супротивника, что мечи вылетали из атлантских рук, а щиты разваливались пополам.