Гроза над крышами

И нисколечко не врал: как-то прожил до сего дня без настоящих Любовей, о каких пишут в голых книжках, да и в жизни они, говорят, случаются. В гаральянку Тами он ничуть не влюбился, просто она ему страшно понравилась — не только красивущая, каких много, а еще и необычная чужеземка. Да и кое-какие слухи о нравах гара- льянских девчонок не на шутку душу будоражили...

— Ладно, о бабах потом, мечем на стол, — степенно сказал ватажник Балур, усаживаясь. — Уж сегодня есть чем душу порадовать, хоть и радуем что ни день, а сегодня кое-что особенное, ты, Тарик, такого и не пробовал... Дангул, твоя забота.

— Да уж знаю... — проворчал Дангул, вечный виночерпий ватаги.

Когда разложили свертки с обедом, он расставил перед каждым (и перед Тариком тоже) весьма политесную посуду: не простые глиняные чарки, из которых потребляет «огонь-водицу» народец попроще, а стаканы из привозного шуварского стекла: толстые, зеленые, с причудливой россыпью белых пузырьков и ниточек. Из таких и дворянину пить не зазорно, ну да грузали — чем не портовое дворянство?

И напоследок брякнул на стол бутылки, каких Тарик и в самом деле никогда прежде не видел: не просто стеклянные, а из синедымчатого стекла, пузатые, с фигурными горлышками, и каждое украшено самой натуральной печатью из коричневого сургуча с непонятной эмблемой, красиво исполненной.

Дангул принялся ловко очищать сургуч с пробок и выдергивать их большущим штопором, а Балур наставительно сказал:

— Вот, дивись, Тарик. Вишневая водочка из Аабитена. Редко к нам приходит, и прямиком в «Погреба Фитичано», а оттуда, чтоб ты знал, идет в дворянские винные погреба и даже в королевский дворец. Глотнешь сейчас того же самого, что и его светлое величество. Раз в год приходит корабль из Аабитена, большущий, так что работы на два денька. Прошлогоднего ты еще не застал. — Он широко ухмыльнулся. — Когда корабль большущий, работы много, но и пользы больше...

Тарик ответил понимающей ухмылкой.

Многим интересным грузам роковым образом не везет — пялься трюмный, Приказчики и караульные хоть в шесть глаз, а паре-тройке тюков, ящиков, мешков непременно грузали «приделают ноги», как это исстари зовется. Тут главное — знать меру и не зарываться, не грабастать чересчур. Тем более что умудренные жизнью трюмные прекрасно знают, что есть вещи, с которыми бороться так же бесполезно, как ловить шапкой радугу или ветер. И понимают: если одному мешку-ящику из полусотни приделают ноги, это неизбежное зло наподобие дорожной подати. И Приказчики, и Стражники, и Канцеляристы, и служители непременно получают малую толику мзды, а потому закрывают глаза на такое удивительное явление природы, как убежавшие на своих ногах бочоночки и мешки. Есть магическое слово «усушка» — неизбежная долька потерь при разгрузке. Все судовладельцы и трюмные его учитывают, оно в судовые документы занесено. Главное, как уже говорилось, не зарываться и знать меру — и всем будет хорошо, спокойно, выгодно...

Есть и еще одна любопытная штука, согласно регламентам вообще-то потаенка, а на деле — совсем другое. Потаенку скрывают от шнырял в обычном грузе, за который платят пошлины и на который заводят кучу документов. А это называется «груз-привид». Приходит корабль с полнешеньким трюмом, и его недешевый груз волшебным образом улетучивается в столицу, как сущий привид, ни единой строчкой не запечатленный ни в одном документе. Как не было. Судовладельцу это, легко понять, стоит денежек, но меньше, чем пришлось бы заплатить таможенных пошлин. Но грузали тут ни при чем, они всего-навсего, как и вышеназванная публика, получают свою малую мзду еще и за то, что всегда прилежно исполняют указание: об этом грузе не просто забыть, а еще и ничему ноги не приделывать...

Как давно объяснили Тарику грузали с наказом не болтать за воротами порта, тут уж главную денежку гребут высокие господа, не чета простым работягам: в доле и начальник Стражи, и начальник таможни, и Чиновные высоких степеней из главной портовой канцелярии, и начальник порта, благородный граф в чине порт-адмирала, то есть адмирала сухопутного.

Совсем другое дело — в лабазах. Вот там обстоит по-другому: и за ввозом туда грузов, и за вывозом зорко следят Приказчики, своим хребтом отвечающие за любую недостачу. Там все на строгом счету, потому лабазных грузалей и ведающих лабазами Канцеляристов свои же насмешливо считают второсортными — бедолаги, живущие исключительно на одно жалованье. Не зря есть старая негласка: провинившихся грузалей, Канцеляристов и Стражников определяют в лабазные — кого на месяц, кого на два-три, а самых невезучих — на полгода...

И с бутылками с вином (как и с дорогонькой посудой) совсем просто: там уже не усушка, а «бой», и будьте уверены: без оговоренного в документах боя ни одна разгрузка не обходится, что в бумагах прилежно отражено...

— Мы и тебе в шкафчик пару бутыльков поставили, Тарик, — сказал Балур. — Батя порадуется.

— Благодарствую, — сказал Тарик. — Но ведь Кабадош...