Ар Солтиг положил передо мной еще одно фото: странного летательного аппарата – похожего на торпеду самолетика с кургузыми крыльями.
– Ракетный самолет. Горючее – керосин плюс кислота. В носовой части (обтекатель сбрасывается после старта) блок из тридцати стволов для запуска реактивных снарядов. На высоту в одиннадцать километров взбирается за минуту, наводка на цель – по радио. Потом пилот берет управление на себя, ведет огонь и катапультируется вместе с герметичной кабиной. Двигатель опускается на отдельном парашюте для повторного использования. Да-да, вся конструкция планера – целиком из дерева и служит только один раз! Очень дешевое оружие. От взлета до спасения пилота – четыре минуты. Отчаянным фанатикам этого хватает, чтобы чинить нам заметный урон. Некоторые взрываются на старте, другие гибнут при таране, расстреляв боекомплект.
– Увязли вы все, – я не скрывал злорадства.
Солтиг хмурился все больше.
– Только пауза. Для подготовки второго этапа операции, – он тряхнул чубом. – Что вы уставились на меня?
– Просто так. Хобби у меня – глазеть на негодяев. Знал бы заранее, кто ты есть, удавил бы гаденыша.
– Вы проиграли, я выиграл. Для борьбы за власть вы оказались слишком честны и прямолинейны, – он ернически развел руками. – А сейчас эти качества помогут вам. И мне. Вы сможете убедить Хозяйку прекратить бесцельное сопротивление, избавить оба наших народа от дальнейших жертв. Я гарантирую ей уважительное отношение и возможность спокойно закончить свои дни.
Лицо его посерело, он с заговорил медленно, с расстановкой:
– Некоторые ее поступки изначально неразумны и продиктованы эмоциями. Бессильной злобой, короче. И, впоследствии, только осложнят дело…
Он включил видео. Я старался не выказать удивления тем, как усовершенствовалось это чудо техники. Голубой экран мигнул, заставка сменилась картиной, показывающей сильно разрушенный район Вагнока. Перекресток, два многоэтажных здания с наполовину обвалившимися стенами, посередине высится столб с перекладиной в виде креста и на нем висит распятый человек. Изображение приблизилось, и я увидел, что жертва – худенькая девушка, тело которой едва прикрывали остатки пилотского обмундирования. Я успел заметить, что руки ее не прибиты, а привязаны к перекладине. Девчонка была еще жива – приподняла с усилием голову и вновь уронила на грудь.
Ар Солтиг шумно выдохнул сквозь сжатые зубы.
– Летчица. Из тех, кто бомбил Вагнок вчера. Успела выброситься с парашютом, когда самолет развалила на части одна из воздушных торпед. Попала в плен, – он комментировал происходящее на экране ровным, глуховатым голосом. – Лейтенант ВВС, двадцать четыре года. Моя дочь – Тина Солтиг.
На экране сменялись катастрофические панорамы Вагнока.
– Они крутят этот сюжет каждые полчаса. Потом показывают Тину…
– Может, она уже…
– Нет! Сейчас увидите сами.
Снова появилось изображение креста с распятой на нем Тиной Солтиг. И опять средний план сменился крупным. Девушка была очень похожа на отца, но каким-то странным образом его черты, соединившись в лице дочери, создавали впечатление уже не грубости, а красоты. По подбородку Тины тянулись две темные полоски – подсохшие струйки крови, вытекшие из прокушенной нижней губы.
– Большой глупостью было с твоей стороны отпускать ее в действующую армию. Теперь ничего не поделаешь. Годы, понимаю, не сказались на неукротимом нраве Хозяйки и твоя дочь обречена.
Ар ударил по клавише, экран погас.
– Хозяйка ответит за зверское обращение с пленными! Тина – не первая ее жертва.
– Ты, давай, определяйся. Или мирные переговоры или отчаянный штурм Острова, горы трупов… Конгресс тебя по голове не погладит.
– В самом начале конфликта я приказал отключить подводный кабель от общего ретранслятора, чтобы передачи Острова не влияли пагубно на население.
Я перебил грубо:
– Можешь не стараться.
Солтиг очень хорошо владел собой. Ровно так, приветливо поинтересовался:
– Почему, Нат?
– Сколько мне лет? И сколько еще осталось?
Ар Солтиг встал, подошел к окну.