Гроза панцерваффе

«Верховный Главнокомандующий но телефону затребовал донесение о ходе боя. Я доложил и сказал, что, по моему мнению, нанесение контрудара нашими войсками преждевременно: враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

— Целесообразнее было бы, — добавил я, — использовать соединения армии для усиления второй полосы обороны, где бы танки, глубоко зарытые в землю, из засад с места смогли бы подпускать врага на 300–400 метров и уничтожать его живую силу и технику точным огнем.

Верховный согласился со мной и сказал:

— Так и делайте. Противника надо сначала измотать жесткой, упорной обороной, а потом добить. Команду товарищу Ватутину об этом я дам сам»[160].

Разговор со Сталиным не унял в душе тревогу за судьбу армии, ее людей и технику, но когда позвонил Ватутин и сказал, что контрудар отменяется, Михаил Ефимович почувствовал огромное облегчение. Видимо, его беседа с Верховным Главнокомандующим как-то повлияла на решение командующего фронтом.

На КП армии остались Никитин и заместитель Катукова Баранович, а броневик командарма уже пылил по бездорожью в 3-й мехкорпус, отбивавший с утра яростные атаки врага в районе Яковлева и на Обоянском шоссе. На узком участке фронта немцы бросали от 150 до 200 танков. Завязывалась танковая дуэль, в воздухе носились десятки самолетов — немецких и наших. Пыль, поднятая разрывами снарядов и бомб, дым горевших танков и автомашин застилал солнце, словно тучи в грозовой день.

Катуков с трудом пробрался на КП Кривошеина, расположенный всего в четырех километрах от линии фронта. Но и тут рвались снаряды. Комкор Семен Моисеевич Кривошеин доложил, что немцы пробивают брешь от Луханина до Яковлева. Там их сдерживает комбриг Липатенков, выбивает танки противника. Сколько он продержится, сказать трудно.

Бой усиливался. В атаку пошел второй эшелон «тигров» и «пантер». Дело принимало скверный характер. С НП 3-го мехкорпуса Катуков связался с командованием 2-й воздушной армии и вызвал «илы». Самолеты отсекли немецкие танки, в воздухе закрутилась настоящая карусель.

Гитлеровцы с тупым упорством рвались также и в расположение бригады Бабаджаняна. Однако их встретил огонь 461-го артиллерийского дивизиона капитана В. А. Мироненко. Восемь танков подбили батарейцы, а противник продолжал напирать. Вышли из строя расчеты, капитан сам стал у орудия и вел бой до последнего снаряда[161].

В этот день беспримерный подвиг совершил командир пулеметного взвода 1-й мотострелковой бригады старший сержант И. Т. Зинченко. 20 танков шли на позиции пулеметчиков, но они не дрогнули. Из окопов раздавались выстрелы из противотанковых ружей, «тигров» и «пантер» забрасывали гранатами. Тяжелораненый сержант бросился со связкой гранат под фашистский танк. От взрыва машина остановилась и запылала. Зинченко погиб. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР ему было присвоено звание Героя Советского Союза[162].

К вечеру в штабе армии стало известно и о подвиге командира танкового взвода лейтенанта Вольдемара Шаландина из роты Владимира Бочковского. Рота отражала натиск 30 вражеских танков. Потеряв 9 машин, гитлеровцы откатились назад, но появились самолеты. Они коршунами набросились на оставшиеся в строю «тридцатьчетверки». Прикрывая своих товарищей, Шаландин ринулся в последнюю схватку с врагом. Члены экипажа — заряжающий сержант П. Е. Зеленин, механик-водитель старший сержант В. Г. Кустов, радист-пулеметчик старший сержант В. Ф. Лекомцев — получили ранения. От прямого попадания повреждена пушка, стало трудно вести огонь. Командир принимает решение идти на таран «тигра».

О подвиге Вольдемара Шаландина, считал Катуков, должна знать вся армия. Он приказал начальнику политотдела полковнику А. Г. Журавлеву, чтобы армейская газета рассказала об этом бое.

8 июля 1943 года газета «На разгром врага» писала: «Фашистские танки с ходу открыли огонь. Хваленые „тигры“ первыми кинулись на гвардейцев. И два из них вскоре же остановились, пораженные меткими снарядами. Не выдержала „тигровая“ шкура. Лопнула. Достали молодые гвардейцы Шаландина огнем своим до поганых фрицев и разнесли их в клочья. Такая же участь постигла еще один немецкий танк. Остальные поспешно поворотили обратно. Потом снова кинулись и снова бежали.