Гроза панцерваффе

Возглавить атаку решено было поручить Константину Самохину, командиру роты: смел, изобретателен в бою, прекрасно ориентируется на местности в любое время суток. Катуков и Кульвинский объяснили ему задачу, суть которой заключалась в том, чтобы незаметно пройти лесными тропами и неожиданно ударить по деревне. Ударная группа состояла из восьми танков и взвода пехоты. Атака прошла удачно. Вот как описывает ее сам комбриг:

«Выйдя на опушку леса у деревни Надовражино и оставив пехоту на фланге, тов. Самохин приказал ей открыть огонь по толпившимся в деревне немцам, а сам с танками, как вихрь, налетел с другой стороны и прочесал селение вдоль и поперек гусеницами и огнем пушек и пулеметов. Успех был полный: было уничтожено до 20 автомашин, несколько десятков мотоциклов и истреблено до роты фашистов.

Но это было еще не все. Тов. Самохин увидел, что 10 немецких танков (две группы) выходят с западной опушки леса с намерением взять деревню в клещи. Тов. Самохин прицепил на буксир исправную автомашину с радиостанцией и поспешил уйти под прикрытием огня своей пехоты обратно в лес. Танки противника, идя навстречу друг другу и сжимая клещи, в наступающей темноте не опознали друг друга и, приняв свои танки за танки противника, начали истреблять самих себя при активной помощи танков тов. Самохина, действующих с опушки леса.

Группа наших смельчаков вернулась без потерь и с трофеями. Удар немцев был сорван, мы выиграли время (сутки) и приготовили врагу достойную встречу»[51].

Пружина немецкого наступления сжалась до предела, и уже наступал такой момент, когда она готова была раскручиваться в обратном направлении. На отдельных участках Западного фронта наши части не только остановили противника, но при создании благоприятных условий сами переходили в контратаки. 29 ноября был разгромлен отряд Мантейфеля и отброшен назад на западный берег канала Москва — Волга.

Гитлер, правда, еще заявлял в эти дни, что «война в целом выиграна… то, что еще оказывают сопротивление в России, исходит не от людей, а от природных условий, то есть от погоды и проходимости дорог… У Красной Армии нет не только материального обеспечения, но и подготовленных войск»[52].

И хотя Гитлер и его окружение кричали об окончании военной кампании против Советской России, у военачальников вермахта, у тех, кто находился на фронте, слышались уже другие нотки. Скажем, у того же Гудериана, потерявшего за последнее время значительную часть своих танков. Положение его армии было настолько серьезным, что с 5 на 6 декабря он принял решение отвести войска на линию рек Дон, Шат и Упа, где и занять оборону. И вот откровенное признание: «Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными, мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. Главное командование сухопутных войск, находясь в далекой от фронта Восточной Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск в условиях зимы, хотя и получало… об этом многочисленные доклады»[53].

Принять решение об отводе войск заставила Гудериана не зима, не недостаток зимнего обмундирования, не нехватка войск и техники, а сознание того, что задача, поставленная перед ним, невыполнима. Этот свой шаг он оценивал весьма трезво: «За все время войны я не принимал ни одного решения с таким трудом, как это».

Но командующий группой армий «Центр» фон Бок все еще надеялся на чудо, гнал в бой войска, полагая, что «последний батальон» решит судьбу военной кампании.

А советские войска, оборонявшие Москву, уже ждали приказа о переходе в контрнаступление. Им предстояло разгромить еще достаточно сильную немецкую группировку.