Гроздь рябиновых ягод

Теперь снег укрывал землю словно саван. Ледяной ветер крутил позёмку, швырял пригоршни снега в лобовое стекло машины, гнал рваные темные тучи так низко, что они цеплялись лохмотьями за острые макушки елей. Машину вёл больничный шофёр Кузьма, считавший себя весельчаком и балагуром. В кабине он чувствовал себя хозяином, и Настя не знала, куда деваться от его пошлых шуточек, как увернуться от руки, которую он, то норовил положить ей на коленку, то обхватить за шею. Настя забилась в самый угол кабины, где немилосердно дуло в щель. Благо хоть путь был недальний, часам к одиннадцати они уже въехали в город.

Кузьма высадил Настю около рынка и поехал по поручению начальства, условившись, что на обратном пути заедет за Настей. Настя долго ходила по рынку, присматриваясь, торгуясь и выбирая нужные вещи. Расплачивалась мукой и зерном. Наученная горьким опытом, за мешки свои держалась цепко. Наконец все покупки были сделаны и увязаны в два узла. Настя почувствовала, что сильно проголодалась.

– Пирожки! Горячие пирожки! Горячий чай! – пропела торговка в ларьке.

Что-то очень знакомое послышалось Насте в её голосе. Подхватив тяжёлые узлы, она подошла поближе. Торговка в чистом белом фартуке и белых нарукавниках поверх телогрейки повернулась, глаза женщин встретились, и обе ахнули:

– Настя!

– Дуся!

Через несколько минут Настя сидела на своих узлах в тесном пространстве ларька, грела руки о кружку горячего чая, ела пирожок с картошкой и словно музыку слушала радостный голос любимой подруги, которую не чаяла когда-либо увидеть вновь.

– Я сейчас быстренько расторгуюсь, и мы пойдём ко мне домой. Я тут рядышком живу, меньше квартала отсюда. И не спорь, никуда я тебя сегодня не отпущу! Это ж чудо-то какое, что мы встретились в таком большом городе!

– Да я бы с радостью, но я не одна, за мной шофёр сейчас заедет. Мне же до Бузовьязов засветло добраться надо.

– И шофера твоего заберём. От пирогов, да от чарочки небось не откажется.

Настя любовалась подругой, узнавая знакомые черты и подмечая перемены. Куда девались её утончённые манеры, сдержанность? Разве та Дуся могла бы ходить в телогрейке, носить валенки и платок вместо шляпки, бойко торговать пирожками на рынке?

Пару часов спустя подруги сидели вдвоём в уютной чистенькой кухне за накрытым столом. Кузьма после миски каши, хорошего куска пирога с капустой и чарочки самогона спал в комнате, расстелив телогрейки на полу, соседка Ираида деликатно удалилась в свою комнату, а Настя и Дуся вполголоса рассказывали друг другу о своих злоключениях, оплакивали смерть Галочки, Дусиной любимицы, и Веночки.

Дуся рассказала об аресте Степана Игнатьевича, о том, как тяжко ей пришлось без мужа-защитника, как спасло появление в её жизни и квартире Ираиды, устроившей её на работу в рабочую столовую.

Разоткровенничавшись, подруга рассказала такую историю.

Однажды, ещё до войны, Ида принесла два билета на новогодний вечер в Дом офицеров, выпросила у своего друга-покровителя. Дуся поначалу отнекивалась.

– Ах, Дусенька, ты не представляешь, как там будет весело! Музыка, танцы, шампанское! Ну что ты всё дома, да дома…, а жизнь проходит, к сорока вон уже катится. Ну, Новый год ведь!

– Да какие мне танцы? То ли жена, то ли вдова…, о Степане Игнатьевиче никаких вестей, а я веселиться пойду. Нет уж, иди одна, Идочка, твоё дело молодое, танцуй, пока танцуется.

Стали перебирать наряды. Дуся вытащила из шкафа своё любимое вишнёвое бархатное платье, а к нему кружевную накидку, предложила померить Иде. Но той платье оказалось великовато. Померила сама – чуть узковато, но если немного выпустить в швах… Пока Дуся крутилась перед зеркалом, Ида принесла две затейливые заколки, закрутила Дусе пряди волос надо лбом, заколола с двух сторон. Дуся с удивлением разглядывала себя в зеркале – хороша ещё, оказывается…

– Вот платье ещё повисит в шкафу, и ты в него вообще не влезешь. Ну, хоть в последний раз надень его в люди! Такая красота пропадает!

Дуся вздохнула… и согласилась.

В Доме офицеров было шумно и весело, сияли многочисленные огни, отражаясь сотнями бликов в елочной мишуре. В большом зале играл оркестр, в глазах рябило от дамских нарядов и офицерских мундиров. В буфете, куда Дуся с Идой зашли выпить по бокалу шампанского, за одним из столиков сидел друг Иды и разговаривал с женщиной лет пятидесяти. «Смотри, жена» – шепнула Ида Дусе. Дуся присмотрелась: женщина самой обычной наружности, такую хоть как наряди, а рабоче-крестьянское происхождение не скроешь. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке среди этой праздничной суеты. Заметив Иду с Дусей, её муж чуть улыбнулся, и отвернулся к жене.

– Ты не ревнуешь? – шепнула Дуся Иде.

– Я? Нисколько, – пожала плечиком та. – Она мне как подруга, почти что родственница. Правда, она об этом не знает. Стараюсь беречь её покой и здоровье. Не хотела бы я быть на её месте, с его-то характером. К тому же завтра он, как штык, будет у меня, всё по расписанию! И все довольны.

Дусе это было странно, но, зная историю подруги, нравоучений она ей не читала.