Гроздья гнева

– Я здесь шестой месяц, – сказал он. – Кочую по всему штату – только и думаю, как бы подработать, да как бы поскорее перебраться с одного места на другое, чтобы жена и ребята не сидели без мяса и без картошки. Носишься, как заяц, а толку мало. Тут хоть из кожи вон лезь, сытым все равно не будешь. Устал я. До того устал, что и за ночь не отдыхаю. Что дальше делать, просто ума не приложу.

– Неужели нельзя найти постоянную работу? – спросил Эл.

– Нет, постоянной работы не найдешь. – Флойд соскреб остатки нагара с головки блока и протер тусклый металл тряпкой, пропитанной маслом.

К лагерю подъехала дряхлая легковая машина. В ней сидело четверо мужчин – все загорелые, суровые. Машина медленно двигалась между палатками. Флойд крикнул:

– Удачно съездили?

Машина остановилась. Человек, сидевший за рулем, сказал:

– Где мы только не были! Никакой работы здесь и в помине нет. Надо уезжать отсюда.

– Куда? – крикнул Эл.

– Сами не знаем. Здесь мы все обрыскали. – Он отпустил тормоз, и машина медленно двинулась дальше.

Эл долго смотрел им вслед.

– А по-моему, лучше ездить в одиночку. Один скорее работу найдешь.

Флойд положил стамеску и невесело улыбнулся.

– Ты еще неученый, – сказал он. – На разъезды нужен бензин. А галлон бензина стоит пятнадцать центов. Эти четверо не могут разъезжать на четырех машинах. Они складываются по десять центов и покупают бензин. Тебе всему этому еще поучиться надо.

– Эл! – Эл посмотрел на Уинфилда, с важным видом остановившегося рядом с ним. – Мясо готово, ма сейчас будет нас кормить. Иди, она тебя зовет.

Эл вытер руки о штаны.

– Мы сегодня еще не ели, – сказал он Флойду. – Я поем и приду.

– Да это не обязательно.

– Приду, приду, чего там. – Он пошел за Уинфилдом к палатке Джоудов.

Около нее было тесно. Дети такой плотной стеной обступили котелок с варевом, что мать, поворачиваясь, задевала их локтями. Том и дядя Джон стояли рядом с ней.

Мать растерянно проговорила:

– Не знаю, как быть. Надо накормить семью. А что я с этими поделаю?

Дети стояли как вкопанные и смотрели на нее. Лица их ничего не выражали, глаза перебегали с котелка на оловянную тарелку, которую мать держала в руках. Глаза неотступно следили за ложкой, ходившей от котелка к тарелке, и когда мать передавала дяде Джону его порцию, глаза впились в нее. Дядя Джон подцепил полную ложку, и глаза поднялись кверху вместе с ней. Дядя Джон отправил в рот полкартофелины, и глаза уставились ему в лицо, следя за его выражением: вкусно ли, понравится ли ему?

Дядя Джон словно впервые увидел их. Он жевал медленно.

– Возьми, – сказал он Тому. – Я не хочу.

– Ты же сегодня ничего не ел, – сказал Том.

– Да у меня что-то живот болит. Не хочется.

Том спокойно сказал:

– Иди в палатку и ешь там.

– Да мне не хочется, – твердил дядя Джон. – Я и в палатке их буду видеть.

Том повернулся к детям.

– Уходите, – сказал он. – Марш отсюда! – Глаза оторвались от котелка и недоуменно уставились ему в лицо. – Марш отсюда. Так нехорошо делать. Все равно вам не хватит.

Мать разложила по тарелкам порции мяса с картошкой – совсем маленькие порции – и поставила тарелки на землю.

– Не могу я их гнать, – сказала она. – Просто не знаю, что и делать. Забирайте каждый свою тарелку и идите под навес. А то, что осталось, пусть они доедают. Вот эту дайте Розе. – Мать улыбнулась детям. – Слушайте, малыши, – сказала она, – разыщите себе где-нибудь щепочки, а я вам дам, что осталось. Только чтобы без драки.

Дети стремительно и молча разлетелись в разные стороны. Кто побежал искать щепки, кто по палаткам – за ложками. Не успела мать разложить еду по тарелкам, как они снова окружили ее – молчаливые, голодные, как волки. Мать покачала головой.

– Что же делать? Ведь семью не обделишь. Семью надо накормить. Руфь, Уинфилд, Эл! – громко крикнула она. – Берите скорей тарелки. Идите с ними под навес. – Она виновато посмотрела на дожидавшихся детей. – Здесь совсем мало, – сконфуженно сказала она. – Я поставлю котелок на землю, а вы поскребите остатки, только досыта из вас никто не наестся… Что же поделаешь. Я не дать не могу. – И, сняв котелок с огня, она поставила его на землю, сказала: – Подождите. Еще горячее, – и быстро ушла в палатку, чтобы не видеть этого.

Ее семья сидела прямо на земле, каждый со своей тарелкой, и в палатке было слышно, как дети скребут щепочками, ложками и кусками ржавой жести. Котелка за ними не было видно. Они не переговаривались между собой, не дрались, не спорили, но в каждом их движении чувствовалась железная настойчивость и чуть ли не ярость. Мать повернулась спиной, чтобы не видеть этого.

– Так больше нельзя, – сказала она. – Надо прятаться от чужих глаз. – Щепочки и ложки уже скребли по самому дну, а потом дети разошлись, оставив пустой котелок. Мать посмотрела на тарелки. – Вы, наверно, никто досыта не наелись.

Отец встал и, ничего не ответив ей, вышел из палатки. Проповедник улыбнулся и лег на землю, положив руки под голову. Эл сказал:

– Пойду помогу тут одному, он с машиной возится.

Мать собрала тарелки и пошла мыть их.

– Руфь! – крикнула она. – Уинфилд! Принесите-ка мне воды.