Гроздья гнева

– Поезжайте к северу до Пиксли – это тридцать пять – тридцать шесть миль. А оттуда на восток еще миль шесть – восемь. Спросите, где ферма Хупера. Там работы много.

– Так и сделаем.

– А где еще есть желающие, не знаете?

– Ну как не знать, – сказал Том. – В лагере около Уидпетча таких много найдется.

– Поеду туда. У нас большой набор. Значит, не забудьте: от Пиксли к востоку, и так и держите до самой фермы.

– Есть, – сказал Том. – Большое вам спасибо, мистер. Мы очень нуждаемся в работе.

– Ладно. Поезжайте, не задерживайтесь. – Он перешел дорогу, сел в свою открытую машину и укатил к югу.

Том налег на ручку насоса.

– По двадцать раз будем, – крикнул он. – Раз, два, три, четыре… – После двадцати за насос взялся Эл, потом отец, потом дядя Джон. Камера вздулась, стала пухлой и гладкой. Три раза, по двадцати каждый. – Теперь давайте посмотрим, – сказал Том.

Эл опустил переднюю ось, убрал домкрат.

– Хватит, – сказал он. – Пожалуй, даже чересчур.

Они побросали инструменты в кабину.

– Ну, поехали! – крикнул Том. – Наконец-то мы до работы дорвемся.

Мать села в середину. За руль взялся теперь Эл.

– Полегче, Эл. Смотри, как бы не перегреть мотор.

Они ехали вдоль залитых утренним солнцем полей. Туман, закрывавший вершины холмов, ушел вверх, и бурые холмы, испещренные темно-лиловыми складками, виднелись теперь четко. Дикие голуби взлетали с изгороди, пугаясь грузовика. Эл бессознательно увеличил скорость.

– Легче, – остановил его Том. – Будешь нажимать, заплата не выдержит. Нам лишь бы доехать. Может, еще сегодня немного поработаем.

Мать взволнованно заговорила:

– Если вы устроитесь все четверо, может, лавка отпустит мне в долг. Перво-наперво возьму кофе – вы по нему соскучились, потом муки, соды и мяса. Боковину не буду покупать. Это как-нибудь потом. Может, в субботу. И мыла. Мыло обязательно. Не знаю еще, какое там будет жилье. – Она болтала, не умолкая. – Еще молоко. Обязательно возьму молока для Розы. Няня в лагере говорила, что ей надо пить молоко.

Впереди по теплому на солнце бетону ползла змея. Эл круто свернул, переехал ее и снова выехал на правую сторону дороги.

– Это не гадюка, – сказал Том. – Зря ты ее раздавил.

– Терпеть их не могу, – сказал Эл. – Всех змей, какие только есть на свете. С души воротит от одного их вида.

К полудню движение на шоссе увеличилось: блестевшие лаком машины коммивояжеров с марками компаний на дверцах; громыхающие цепями красно-белые бензовозы; огромные, с квадратными дверцами, грузовики оптовых бакалейщиков. Земля по обе стороны дороги поражала своим богатством. Фруктовые сады, во всю силу раскинувшие пышную листву, и виноградные лозы, устилавшие междурядья длинными зелеными усиками. Грядки с дынями и зерновые поля. Среди зелени белые домики, заплетенные розами. А солнце было золотое и теплое.

Мать, Том и Эл, сидевшие в кабине, не помнили себя от счастья.

– Я уж давно так не радовалась, – говорила мать. – Если насобираем много персиков, тогда и домик себе подыщем, можно будет снять месяца на два. Без домика никак нельзя.

Эл сказал:

– Я буду откладывать. Скоплю немного, переберусь в город, найду работу где-нибудь в гараже. Сниму комнату, а обедать буду в ресторане. Каждый вечер в кино. Билеты недорогие. Буду ходить на такие картины, где с ковбоями.

Вода в радиаторе забурлила, из-под крышки с шипением вырвалась струя пара.

– Он не пустой у тебя? – спросил Том.

– Нет. Ветер в спину, потому и кипит.

– Хороший денек выдался, – сказал Том. – В Мак-Алестере, бывало, работаешь, а в мыслях только одно: как все будет, когда выпустят. Эх, думаю, вот поживу всласть, небу станет жарко! А теперь кажется, что это бог знает когда было. Точно сто лет с тех пор прошло. Там один надзиратель все придирался. А у меня руки чесались всыпать ему как следует. Потому я, наверно, и зол на эту полицейскую сволочь. Они все будто на одно лицо. У того рожа была красная. Настоящий боров. Говорили, у него брат живет где-то на Западе. Кого выпустят с подпиской, он направляет к братцу, и они там задаром на него работают. Чуть заартачится – назад в тюрьму за нарушение обязательств. Так у нас рассказывали.

– А ты не думай об этом, – взмолилась мать. – Сколько я всякой еды накуплю. Муки, лярда…

– Как же не думать, – сказал Том. – Гонишь, гонишь такие мысли, а они все равно лезут в голову. Там был один полоумный. Я вам про него еще не рассказывал. Безобидный такой. Все хотел совершить побег. – Том тихо засмеялся.

– Не думай об этом, – молила мать.

– Ну, а дальше? – спросил Эл. – Дальше рассказывай.