Роза Сарона медленно повернулась, подошла к широкой двери и спустилась вниз. Ступив на землю, она медленно побрела к речке и к бежавшей вдоль нее тропинке. Роза Сарона шла туда, куда не так давно ходила мать, – в заросли ивняка. Она стала на колени и пробралась на четвереньках в самую гущу. Ветки царапали ей лицо, цеплялись за волосы, но она не замечала этого. Она остановилась только тогда, когда ветки оплели ее со всех сторон. Она легла на спину. И почувствовала, как шевельнулся ребенок у нее во чреве.
На матраце в углу темного вагона зашевелилась мать. Она откинула одеяло и поднялась. В открытую дверь лился слабый, чуть сероватый свет звезд. Мать подошла к двери и остановилась, глядя на поляну. На востоке звезды бледнели. Ветер мягко шуршал в зарослях ивняка, а от речки доносилась тихая болтовня воды. В палатках еще спали, но около одной уже горел небольшой костер, и у костра грелись люди. Мать видела их лица, освещенные неровным огнем, видела, как они потирали руки, а потом, повернувшись, заложили их за спину. Мать долго смотрела на поляну, переплетя пальцы на груди. Порывистый ветер то налетал, то уносился дальше, в воздухе чувствовалась близость первых заморозков. Мать вздрогнула и тоже потерла руки. Бесшумно ступая, она вошла в вагон и нашарила около фонаря спички. Створка скрипнула. Она поднесла спичку к фитилю, дала ему разгореться синим язычком и вывернула желтое кольцо огня. Потом подошла к печке, поставила на нее фонарь и, наломав хрупкого хвороста, сунула его в топку. И через минуту огонь с ревом взвился в трубу.
Роза Сарона тяжело перевернулась на бок и села.
– Я сейчас оденусь, – сказала она.
– Полежала бы немножко, еще холодно, – сказала мать.
– Нет, я встану.
Мать налила воды в кофейник и поставила его на печку, потом поставила туда же сковороду с салом, чтобы раскалить ее под тесто.
– Что с тобой? – тихо спросила мать.
– Я пойду, – сказала Роза Сарона.
– Куда?
– Собирать хлопок.
– Что ты! – сказала мать. – Тебе нельзя.
– Нет, можно. Я пойду.
Мать всыпала кофе в воду.
– Роза, ты вчера не ела с нами блины.
Роза Сарона молчала.
– И что тебе вздумалось собирать хлопок? – Молчание. – Эл и Эгги? Из-за них? – Теперь мать пристально посмотрела на нее. – Брось. Совсем это не нужно.
– Нет, я пойду.
– Ну, хорошо. Только смотри, чтобы не через силу. Вставай, па! Проснись, вставай!
Отец зажмурился и зевнул.
– Не выспался, – простонал он. – Вчера часов в одиннадцать легли.
– Живо, живо. Все вставайте, идите умываться.
Обитатели вагона не сразу пришли в себя после сна. Они медленно выползали из-под одеял, поеживаясь, натягивали одежду. Мать разрезала ломтиками солонину на вторую сковородку.
– Вставайте, идите умываться, – командовала она.
В другом конце вагона, на половине Уэйнрайтов, вспыхнул свет, послышался треск сучьев.
– Миссис Джоуд? – крикнули оттуда. – Мы встаем. Скоро будем готовы.
Эл проворчал:
– И чего в такую рань подниматься?
– Там всего двадцать акров, – сказала мать. – Надо приехать пораньше. Хлопка мало. Надо поспеть, а то и вовсе ничего не останется. – Мать торопила их, торопилась и сама, чтобы не задерживаться с завтраком. – Пейте кофе, – сказала она. – Пора ехать.
– В темноте нельзя собирать, ма.
– А нам дай бог к рассвету туда попасть.
– Сыро будет.
– Дождь был маленький. Скорей пейте кофе. Эл, кончишь завтракать, готовь машину.
Она крикнула:
– Миссис Уэйнрайт, вы готовы?
– Завтракаем. Сейчас выйдем.
Лагерь проснулся. У палаток горели костры. Над вагонами клубился дым из труб.
Эл залпом выпил кофе и набрал полный рот гущи. Он сбежал по доскам, отплевываясь на ходу.
– Миссис Уэйнрайт, мы готовы! – крикнула мать. Она повернулась к Розе Сарона. Она сказала: – Оставайся.
Роза Сарона сжала зубы.
– Я поеду, – сказала она. – Ма, я поеду.
– Все равно мешка нет. Да тебе и нельзя его таскать.
– Я в твой буду класть.
– Осталась бы.
– Нет, я поеду.
Мать вздохнула.
– Ну что ж! Буду за тобой присматривать. Хорошо бы тебя сводить к доктору.
Роза Сарона взволнованно ходила по вагону. Она надела пальто, сняла его.
– Возьми одеяло, – посоветовала мать. – Захочешь отдохнуть, не озябнешь. – Они услышали гул мотора за стеной. – Мы первые приедем, – радовалась мать. – Ну, взяли свои мешки? Руфь, не забудь рубашки, в них будете собирать.
Уэйнрайты и Джоуды в темноте забрались на грузовик. Утро было близко, но бледный рассвет занимался медленно.
– Сворачивай налево, – сказала мать Элу. – Там должно быть объявление. – Они медленно ехали по темной дороге. А позади них шли другие машины, в лагере слышался гул моторов, и люди рассаживались по местам; машины выезжали на шоссе и сворачивали налево.
К почтовому ящику с правой стороны дороги был прибит кусок картона с надписью синим карандашом: «Требуются Сборщики Хлопка». Эл свернул в ворота. Весь двор был уже заставлен машинами. Электрический фонарь у входа в белый сарай освещал кучку мужчин и женщин, стоявших у весов с мешками под мышкой. Кое-кто из женщин накинул мешки на плечи, прикрывая концами грудь.