Грозная Русь против «смердяковщины»

На средства уцелевших «олигархов» был напечатан памфлет. Живописуя «подвиги» Цепеша, автор-аноним доказывал, что тот целится на венгерскую корону. Причем исполнен сей «черный PR» был столь умело, что Буда встревожилась не на шутку. Правда, связываться с удачливым безумцем король Матяш не стал, но, когда в 1462 году турки (по призыву бояр) пришли и застали Влада врасплох, блокировав Поэнари, помощь от мадьяр не пришла. Князь спасся, бросив все. В рубище добрался аж до Рима, добился аудиенции у папы, сумел доказать, что, кроме него, турок не остановит никто, – и вернулся в Буду. Где и был брошен в темницу на целых десять лет – король не забыл ничего. А возможно, просто решил, что деньги, полученные валахом от Святого престола, не будут лишними в бюджете Венгрии.

Господарем Валахии стал Раду Красивый, рабски преданный султану.

Однако Влад еще был жив и сдаваться не собирался. Как раз в узилище он решается на очень важный шаг, на самое страшное, по мнению автора «Сказания о Дракуле воеводе», и абсолютно непростительное преступление. Переходит в католичество. После чего обретает свободу, женится на племяннице короля и набирает войско для возвращения на родину.

Увы, последнего и недолгого.

Под Рождество 1476 года Цепеш погиб. То ли в стычке со случайно (случайно ли?) встретившимся на охоте отрядом янычар, то ли по ошибке (по ошибке ли?) от рук собственных воинов, то ли попросту умер в седле – без всякой видимой причины, выпив бокал красного молдавского вина. Как бы то ни было, в дальнейшем источники единодушны. Тело проткнули насквозь и обезглавили, а голову отослали в Стамбул, порадовать султана. И это правда: когда много позже археологи вскрыли официальное захоронение в Становском монастыре, оно оказалось пустым и оскверненным. Однако затем под ступенями входа обнаружилась яма, а там – фрагменты скелета без черепа и обрывки княжеских одежд. Есть мнение, что тело перезахоронили по приказу бояр, с таким расчетом, чтобы входящие попирали прах ногами…

Были и небыли

Нынче, водя по Сигишоаре туристов, гиды смачно повествуют, как его светлость, сидя в камере, выстругивал малые колышки и с удовольствием сажал на них мышей. Каким образом он их для этого ловил, легенда, правда, умалчивает. На то она и легенда. Одна из многих. И, надо сказать, не самая страшная. Есть и куда круче.

Вот, например, господарь встречает мужика в рваной сорочке. Возмущается: что, дескать, за вид, да еще в воскресный день? «Да вот, – отвечает пахарь, – жена никак не зашьет. Ленивая она у меня…» И князь велит отсечь бедной бабе руки – на что они ей? А чтобы без рук не мучилась, натурально, на кол – это уж само собой.

А вот случай уже из области высокой политики. Турецкие послы на приеме у водэ, как положено, кланяются, но не снимая головных уборов. Непорядок! «У нас в стране обычай такой», – оправдываются послы. Ну что ж, обычай – это похвально. Обычаи надо чтить. И несчастным послам гвоздями прибивают фески к головам.

Или вот: однажды Дракула созвал бояр и спросил, сколько господарей сменилось на их памяти. Самый молодой и то перечислил семерых. Но куда ж это годится, что боярская жизнь настолько длиннее господарской, изумляется Влад – и справедливости ради сразу с приема бояре отправляются на колья.

Еще одна легенда повествует, как избавил водэ Валахию от разбойников. Всех калек с папертей пригласил на пир, а когда начались танцы, велел воинам всех, кто не плясал, вынести вон, а затем окна-двери забить и подпустить «красного петуха» под стреху. Если же кто из огня все же вырывался, то… ну, вы уже поняли, куда его.

Жутковато.

Но можно ведь и с другой стороны посмотреть.

Нет лучше способа одернуть охамевшего соседа, пусть даже он и десятикратно сильнее, чем поступить с его послом так, как Влад с турками. И бояр, менявших господарей как перчатки, тоже увещевать бессмысленно. И калека, под хмельком пустившийся в пляс, вовсе не калека, а мошенник, если не хуже. Недаром же в сказках сказывается, что при Владе – после того самого пира – можно было бросить в уличную пыль золотую монету, а через неделю поднять ее с того самого места. Некому уже было украсть дукат, и новые воры не появлялись. Да и любимую казнь свою водэ не сам придумал. Научился у турок, больших мастеров этого дела.

Трудно, конечно, разобраться, чего во всей этой малоприятной жути больше – правды или все же фольклора. Но ведь и фольклор, как известно, редко фиксируя точные детали, очень верно передает обобщенный образ эпохи. Так что даже если реальный Дракула и не совершал конкретно этих действий, сие не суть важно. Главное, он, вне всяких сомнений, мог их совершить. И народная память сохранила его именно таким – извращенно, от поломанного детства жестоким, но в то же время ироничным, не лишенным некоего «чернушного» чувства юмора. И, что очень важно, зверствующим не ради самих зверств, а исключительно во имя справедливости.