Грозная Русь против «смердяковщины»

Недаром же он поныне чрезвычайно популярен в народе. Румыны, во всяком случае, крепко обижаются, если Цепеша называют садистом. Для них он – звезда, национальный герой, в сжатые сроки уничтоживший преступность, обеспечивший крестьянам процветание и защиту от боярского беспредела, сколотивший из ничего мощную армию и пусть ненадолго, но сумевший добиться того, что крупные хищники опасались совать нос в норку мелкой, но храброй зверушки. Цена? А вот это, извините, не ваше, господа-иностранцы, дело. Харизматическому лидеру, каковым, без всяких сомнений, был Влад Цепеш, потомки прощают все.

Но вот намеки насчет «вампиризма» отметают с порога.

И правильно делают. Это уже чересчур.

Что в семиградском памфлете князя обозвали «кровопийцей» – это как раз понятно. Что большинство летописцев его всяко обзывают – тоже не бином Ньютона: историю пишут победители. Ясно и почему русское «Сказание о Дракуле воеводе» насквозь пропитано мистикой (например, история зарытых кладов и мертвых стражей перекликается с целым пластом баек о колдунах) – для автора факт перехода в «папизм» бесспорно свидетельствовал о продаже души дьяволу. Но все-таки крови людской реальный Влад не пил. Нет об этом ни единого поминания в летописях, а ведь если бы что-то такое случилось бы, кто-то бы обязательно написал.

Впрочем, тут уже вступают в силу законы жанра.

Если того или иного политического лидера или целое государство решено просто оклеветать, злобные байки иногда могут быть с некоторым просветом: Ричард, по крайней мере, храбр, Макбет тоже храбр, и притом не без совести, Борис Годунов (растоптанный Пушкиным по мотивам Карамзина в угоду Романовым) мудр и не без совести очень и очень. И у каждого из двенадцати оклеветанных Светонием по заказу Флавиев цезарей (кроме разве что Калигулы) тоже есть какие-то сколько-то человеческие черты. Но уж если включается «черная легенда» – и говорил уже, и называл имена, и не устану повторять вновь и вновь, – пиши пропало: человек (или целое государство) становится воплощением всего самого темного и страшного, что только возможно представить, без малейшего намека на возможность хоть чего-то более или менее человеческого. Бездушным сгустком липкой мглы, как король Филипп II в «Легенде о Тиле Уленшпигеле», или «больным зверем в образе человека», как Иван Грозный, или, наконец, натуральным кровососом, как Влад Цепеш.

И тем не менее правда пробивается сквозь асфальт.

В сегодняшней Испании того самого Филиппа чтут как великого патриота и труженика, отдавшего всего себя государственному служению. И в сегодняшней Румынии деяния «великого князя и патриота» дети изучают в школах, там в его честь установлен памятник и даже назван небольшой городок близ Бухареста. Да, признают румыны, водэ жесток был. Но не более прочих коллег-монархов. Время было такое. А что до крови, так оклеветал великого господаря подлый ирландец Брэм Стокер с легионом своих подпевал – и все, кому по сердцу эти грязные байки, могут идти лесом.

Короче говоря, «черная легенда» сошла на нет.

И в Испании, где, впрочем, никогда не приживалась.

И в Румынии.

И кстати, в Англии и Ричард III, и Макбет давно реабилитированы.

Думаю, и России пришло время всерьез задуматься насчет Грозного.

Часть III. ОЧЕРКИ РУССКИХ СМУТ

Работая над книгой об Иване Грозном, я то и дело отклонялся то вправо, то влево, на несколько дней, а то и недель уходя в запойное изучение иных периодов русской истории, которая в каждом своем мгновении интересна, итогом чего стала серия очерков о ряде ключевых ее моментов. Казалось бы, известных досконально, а на поверку либо практически неизвестных, либо, как и «Ивановы годы», трактуемых в угоду сиюминутным идеологическим соображениям. Что, на мой взгляд, категорически не похвально. Так что захотелось написать нечто вроде ликбезика. Упаси боже, ни в коем случае не претендуя на какие-то научные открытия, но всего лишь излагая точные, всем известные факты (или, если угодно, исторические и политические моменты) в их естественной последовательности, оценивая события с точки зрения простой бытовой логики и как можно более кратко. Без ненужной романтики. Очерков этих, правда, на отдельный том пока что не накопилось, но дополнить повествование об «Ивановых годах» теми, что уже готовы, лишним, на мой взгляд, не будет. В конце концов, книжка получится приятно пухленькая, а это всегда хорошо…

Глава ХХI. Такая свобода