Затянулся ещё пару раз, вытащил рацию, медленно, по инструкции – колено за коленом – выдвинул антенну, щёлкнул тумблером.
– …те-те-те находитесь – ворвался голос командира – тридцать первый, я поляна. Сатурн тридцать один, я поляна. Как у вас дела, сообщите, где находитесь. (Ничего не понимаю. Что это наш металлический Тин Тиныч расшумелся на весь Кавказ?) Сообщите, где-вы-на-хо-ди-тесь. Приём, приём.
Вон что, наконец сообразил я. Маршрут мы прошли довольно быстро, и по раскладу времени ещё должны были быть на гребне, который отлично просматривается с поляны в бинокль; вот Тин Тиныч и забеспокоился, даже на связь вылез на минуту раньше.
У меня заныло в животе от счастья.
Лёнчик медлит полсекунды. Можно ли медлить полсекунды? Секунду, наверное, можно. Но он явно медлит, наслаждается. Нажимает кнопку.
– Поляна, я тридцать первый. У нас всё в порядке, находимся на вершине, – и не выдержал, ещё раз – находимся на вершине. Как понял, приём.
– Тридцать первый, я поляна. Вас понял, находитесь на вершине, – сквозь треск помех мне почудилось, что командир усмехнулся – молодцы. Связь кончаю. Эс ка12
до без четверти двенадцать. Внимательнее на спуске, не торопитесь. Не торопитесь на спуске. Конец связи. Конец связи.– Вас понял. Не торопиться на спуске. Конец связи. Конец связи…
После этого восхождения отношения с командиром наладились полностью.
Во втором сезоне в Безенги у нас было полностью грозненское отделение, командиром был Виктор Роговской, в отделении была его жена Таня Павлова.
На спуске с пика Мира мы попали под сильный снегопад.
На леднике мы неожиданно оказались внутри грозовой тучи. Ш-ш-с-с-с-аххх!!!… – вокруг со свистом хлестали горизонтальные молнии. Снег вперемешку с градом лупил снизу – воздух из ущелья выдавливало холодом на перевал. Гром грохотал непрерывно, как товарный поезд; приходилось орать в лицо, чтобы услышать друг друга. Видимость ноль: собственных ботинок не разглядеть в молоке тумана, верх и низ перемешались; мир пришёл в состояние до первого дня творения; не поверить, что эта планета – Земля. Зубы и ногти светились как у упырей от статического электричества…
Ледник после суток снегопада сиял коварной белизной. Покрытый снегом ледник называют «закрытым», подразумевая под этим термином то обстоятельство, что трещины на леднике спрятаны под снегом, в отличие от ледника открытого, когда лёд обнажён. Высота, гипоксия, нервное напряжение и усталость замедляют реакцию и скорость протекания мыслительных процессов; видимо, только этим и можно объяснить то, что на какой-то миг мы забыли хорошо известную сентенцию: закрытый ледник чист, как скатерть и опасен, как минное поле.
Взглянув вперёд, я увидел, что Саша Курочкин солдатиком, как в воду, уходит в снег. До рывка верёвки я рефлекторно успел, как говорят, «зарубиться» – упасть, вогнать клюв ледоруба в фирн, умудриться не напороться на острую лопатку ледоруба, пропустив её между ухом и плечом, и навалиться на ледоруб. Годы тренировок не прошли зря: ребята быстро навертели в лёд крючья и закрепили верёвку. Нам в который раз повезло – трещина оказалась неглубокой, расширяющейся книзу. Обстановка была сюрреалистическая: сквозь туманную мглу, яростную метель и дикий вой ветра из недр ледника глухо, как из бочки, доносился жуткий мат.
– Я в чайнике!!! – кричал Саша: своды ледяного грота сужались над его головой.
Соорудив из репшнуров, карабинов и крючьев простейший полиспаст, мы довольно быстро выдернули его из трещины.
– Все живы, значит, всё в порядке, – отдышавшись, вспомнил Лёнчик фразу из Жюля Верна.
***
…Тин Тиныч много лет спустя, уже после развала СССР, собрал однажды рюкзак (почему-то очень быстро, как будто опаздывал куда-то), поехал в Приэльбрусье, поднялся на Приют Одиннадцати, постелил спальник под камнем, снял ботинки, улёгся на спальник так, чтобы видеть Эльбрус – и умер.
Кто знает, что творилось в душе этого человека.
***
Запомнилось восхождение на пик Панорамный 17 августа 1978 года. Может, с него и видно какую-то панораму, но в тот день, когда мы шли по стене, погода обвалилась.
Надо пояснить, что «идти» на альпинистском жаргоне означает передвижение вообще, любым способом; это слово не обязательно означает ходьбу как таковую. Можно даже болтаться в воздухе на отрицательном уклоне, поднимаясь по верёвке на зажимах – жюмарах13
; всё равно это называется «идти». Двигаться было непросто, но пока всё шло без приключений.Где-то на середине стены нас накрыла непогода – внезапно и резко: туман, ветер, снег – всё сразу. Сперва мы надеялись, что это временное явление; но прошёл час, два – ветер и снегопад становились всё сильнее. Скалы залепило снегом, зацепок не видно, трещины для крючьев удавалось отыскать только после раскопок. На связи из лагеря нас с тревогой спрашивали – как дела; командир отряда кричал по рации: вы там хоть небо видите? у вас ледовые крючья есть? крючьев не жалеть! всё спишем!
Видимо, внизу погода была не лучше.