Грозные годы

— Господа! — поднялся генерал Литерс. — Фюрер приказал нам держать юго-восточную территорию под постоянным контролем. Для этого приходится брать заложников, проводить акции возмездия — арестовывать, расстреливать, вешать. Конечно, сразу установить порядок трудно и противника недооценивать нельзя. В результате подобной недооценки мы будем бессмысленно терять сотни наших солдат. Кроме того, надо наконец покончить с тем, что наши генералы и старшие офицеры еще очень часто командуют войсками из кабинетов...

— Безусловно! — подхватил Бадер. — Командиры должны непосредственно командовать вверенными им частями и подразделениями.

Последнее относилось прежде всего к Глейзу фон Хорстенау, который с момента прибытия в Югославию безвылазно сидел в своем роскошном кабинете в Загребе.

В это время в зал вошел заместитель начальника белградского гестапо. Он передал генералу Бадеру радиограмму из Сараева и листовку — одну из тех, что расклеили ночью по городу белградские подпольщики.

Радиограмма гласила:

«Вчера от нашего агента Нино прибыл связной. Официальное название созданного в Рудо формирования — «Первая пролетарская народно-освободительная ударная бригада». Она насчитывает свыше тысячи двухсот бойцов разных национальностей. Бригадой руководит Верховный штаб, возглавляемый Тито. Комиссар бригады — коммунист Филип Кляич (Фича), бывший рабочий-обувщик. Командир — Коча Попович, публицист, участник гражданской войны в Испании, получивший образование во Франции. Командир 1-го батальона — Перо Черкович, бывший капитан югославской армии. Комиссар — Йова Капичич, бывший студент. Сейчас бригада направляется в сторону Рогатицы. Боевой дух и дисциплина в бригаде на высоком уровне...»

Прочитав радиограмму, Бадер передал ее генералу Литерсу, а потом подозвал Майера, чтобы тот перевел ему содержание листовки.

Майер начал переводить:

— «Развитие событий выявило всю гнилость и слабость оккупационного режима и его квислинговских пособников перед силой народа, который решительно и успешно ведет борьбу на всей территории оккупированной Югославии...»

— Скоты! — процедил сквозь зубы Бадер.

Майер спокойно положил листовку на стол.

Полчаса спустя в отеле «Авала» из всех участников совещания остался лишь один генерал фон Кайзерберг, обиженный тем, что Литерс, уходя, не захотел подать ему руку...

11 И взгляд порою говорит о многом...

Вражеские самолеты кружили над позициями партизан, проводили разведку, сбрасывали свой смертоносный груз...

Сохраняя боевую готовность, бригада продвигалась в направлении Фочи. Перед Верховным штабом стояла задача умелым маневром избежать столкновения с превосходящими силами противника и возможного окружения. Поскольку бригада шла по сильнопересеченной местности и связь батальонов между собой и со штабом бригады была значительно затруднена, командирам батальонов нередко приходилось проявлять большую находчивость, чтобы провести своих бойцов по территории, занятой врагом, с минимальными потерями.

Батальон Гавроша шел берегом реки, слабо поблескивавшей в свете луны. Недалеко от Гавроша шагал комиссар бригады Фича. До Гавроша донеслись его слова:

— Наше временное отступление из Сербии нельзя считать поражением. Мы будем наносить удары по врагу там, где он их меньше всего ожидает. И бригада должна быть готова к выполнению любого задания даже в самых отдаленных районах нашей страны.

Гаврош окликнул Риту, которая шла рядом с колонной вместе с командиром батальона, и спросил:

— Куда мы сейчас направляемся?

— А сам-то ты как думаешь? — внимательно взглянув на него, спросил командир, услышавший вопрос Гавроша.

— Не знаю, потому и спрашиваю.

— Ну что ж, могу тебе сказать: мы идем в Сербию...

— В какую Сербию, когда мы все углубляемся на территорию Боснии? — удивился Шиля.

— В Сербию, товарищ, в Сербию, только кружным путем, — пояснил командир и быстро зашагал вдоль колонны.

— Тише едешь — дальше будешь! — усмехнулся Лека.

Глубокой ночью, когда луна стала опускаться к горизонту, далеко впереди Гаврош увидел контуры Игмана. Он услышал, как кто-то из идущих сказал, что эта угрюмая неприступная гора будет, вероятно, самым серьезным препятствием для Первой пролетарской бригады на марше, который начался в Рудо.