Та же история повторилась через год. В мае 1556-го, узнав, что крымские татары готовят поход на Русь, Иван IV двинул полки к Серпухову. Готовность русских войск к отпору и моровое поветрие, поразившее Крым, предотвратили очередное нашествие. А Иван Васильевич вновь показал твердость.
С 1556 года в военной деятельности государя наступил долгий перерыв. Он решал стратегические проблемы, сидя в Москве, и не участвовал в походах на протяжении семи лет. И в кратком, но жестоком столкновении со шведами, и даже когда началась исключительно важная для царя и всей страны война в Ливонии (1558), Иван Васильевич доверял осуществление боевых действий воеводам.
В середине 50-х годов решалось, какое направление ратных усилий должно стать основным: Ливония или Крым. Царь должен был сделать стратегический выбор.
Казалось бы, тяжелое положение Крымского государства (подданные хана страшно пострадали от массовой эпидемии) и ряд частных успехов русского оружия давали уникальную возможность одним мощным ударом ликвидировать угрозу набегов с юга. Речь шла ни много ни мало об уничтожении ханства. Это избавило бы российские земли от чудовищных потерь.
В худшие годы татарский набег мог нанести стране урон в десятки тысяч угнанных, притом что российская система обороны от татарских набегов была заметно действеннее, чем литовская, и, возможно, превосходила польскую. Источники сообщают, что крымцам удавалось в результате "урожайного" похода увести до 100 000 пленников из Литовской Руси. Невольничьи рынки Черного и Средиземного морей были переполнены русскими рабами. Потери нашего народа в этой исторической трагедии сравнимы с результатами работорговли в Северной Америке и холокостом. Горели города, окраины теряли нажитое имущество, скот. Плодородная земля Дикого поля не осваивалась, притом что в центральных районах Московского государства ощущался настоящий земельный голод.
Кроме того, с исчезновением южной угрозы военнослужилое сословие оказалось бы избавленным от тяжкой и опасной вахты "на берегу" (как писали в документах того времени), то есть на степных рубежах государства, по линии Оки. Там военное командование постоянно держало мощные гарнизоны, работала система оповещения об очередном набеге, русские отряды должны были то и дело выходить на юг и становиться заслоном на пути захватчиков. Кровавая, изматывающая военная работа страшным грузом лежала на "слу-жилых людях по отечеству". Дворянство несло значительные потери, в том числе и его аристократическая верхушка. Разгром Крымского ханства, казалось бы, столь близкий и столь желанный, устраивал многих и выглядел очень полезным для страны.
Наконец, многие аристократические семейства были кровно заинтересованы в южном направлении. Вот что пишет по этом поводу известный исследователь XVI столетия П. А. Садиков: "…княжьё и боярство явно предпочитали… вести наступление на юг, в сторону Крыма, где на Диком поле открывались широкие перспективы к освоению больших черноземных участков и где у некоторых из них (кн. Мстиславского, боярина И. В. Шереметева) имелись уже целые "городки" с вооруженными отрядами и огромные вотчины; да и старинные, бывшие когда-то "удельными" владения массы княжат расположены были к югу от Москвы, в "заоцких" и "украинных" уездах, постоянно находившихся под угрозой набегов крымцев".
Целый регион России жил из года в год на краю беды. По нему пролегала цивилизационная граница между крестом и полумесяцем. Передвижение ее "на полдень" происходило невероятно медленно, и каждый год мог принести резкое отступление сил креста "на полночь".
Но Иван IV предпочел иное направление для приложения военных усилий — Ливонию. Историки, исповедующие западничество, нередко упрекали его в "стратегической ошибке": не стоило воевать с Европой, надо было дружить с ней, а нажать следовало на Крым, тем более, страна остро нуждалась в решении этой проблемы. В подтексте читается: ах, почему мы так варварски набросились на европейцев! Они обиделись… Последней в этом духе писала А. Л. Хорошкевич, сетуя, что не суждено было Ивану Грозному "…вывести Российское царство на путь интеграции с Европой Нового времени". Исследовательница не задумывается над вопросом: а нужна ли была нам в XVI веке интеграция с Европой? Да и какой Европой? Ни о какой единой Европе для XVI столетия и речи быть не может. Во всяком случае, Европарламента тогда точно не существовало, а интегрироваться с Ливонским орденом было бы немного странно.