Грозовой перевал

– Значит, ты полагаешь, что со своими чувствами я считаюсь больше, чем с твоими, Кэти? – сказал он. – Нет, не потому, что я не люблю мистера Хитклифа, а потому, что мистер Хитклиф не любит меня; а он – самый опасный человек и с дьявольским удовольствием губит тех, кого ненавидит, или чинит им вред, если они предоставляют ему для этого хоть малейшую возможность. Я знал, что тебе нельзя будет поддерживать знакомство с двоюродным братом, не вступая в соприкосновение с его отцом, и я знал, что его отец тебя возненавидит из-за меня. Так что ради твоего же блага – ни для чего иного – я принимал все меры, чтобы ты не встретилась снова с Линтоном. Я думал объяснить это тебе, когда ты станешь старше, и жалею, что откладывал так долго.

– Но мистер Хитклиф был очень любезен, папа, – заметила Кэтрин, не вполне удовлетворенная объяснением, – и он не возражает, чтобы мы встречались. Он сказал, что я могу приходить к ним, когда мне захочется, но что я не должна говорить об этом тебе, потому что ты в ссоре и не прощаешь ему женитьбы на тете Изабелле. А ты и в самом деле не прощаешь. Ты один виноват! Он, во всяком случае, согласен, чтобы мы дружили – Линтон и я, – а ты не согласен.

Видя, что она не верит его словам о злой натуре его зятя, мой господин бегло обрисовал ей, как Хитклиф повел себя с Изабеллой и каким путем закрепил за собою Грозовой Перевал. Для Эдгара Линтона невыносимо было задерживаться долго на этом предмете, потому что, как ни редко заговаривал он о прошлом, он все еще чувствовал к былому сопернику то же отвращение и ту же ненависть, какие овладели его сердцем после смерти миссис Линтон. «Она, может быть, жила бы до сих пор, если бы не этот человек!» – горестно думал он всегда, и Хитклиф в его глазах был убийцей. Мисс Кэти еще никогда не доводилось сталкиваться с дурными делами, кроме собственных мелких проступков – непослушания, несправедливости или горячности, проистекавших из своенравия и легкомыслия и вызывавших в ней раскаяние в тот же день. Ее поразило, как черна эта душа, способная годами скрывать и вынашивать замысел мести, чтобы потом спокойно, без угрызений совести осуществить его. Впечатление было глубоко; девочку, казалось, так потрясли эти первые для нее раскрывшиеся свойства человеческой природы – не совместимые со всеми прежними ее представлениями, – что мистер Эдгар счел излишним продолжать разговор. Он только добавил:

– Теперь ты знаешь, дорогая, почему я хочу, чтобы ты избегала его дома и семьи. Вернись к своим прежним занятиям и забавам и не думай больше о тех людях.

Кэтрин поцеловала его и, по своему обыкновению, часа два спокойно просидела над уроками; потом отправилась с отцом в обход его земель, и день прошел, как всегда. Но вечером, когда она удалилась в свою комнату, а я пришла помочь ей раздеться, я застала ее на коленях возле кровати, плачущую навзрыд.

– Ой, срам какой, глупая девочка! – вскричала я. – Ну, вышло раз не по-вашему! Если бы у вас бывали подлинные беды, вы постыдились бы уронить хоть слезинку из-за такого пустяка. Вы не знавали никогда и тени настоящего горя, мисс Кэтрин. Представьте себе на минуту, что мой господин и я умерли и что вы остались одна на свете: что бы вы чувствовали тогда? Сравните теперешний случай с подобным несчастьем и благодарите судьбу за друзей, которые у вас есть, вместо того чтобы мечтать еще о новых.

– Я плачу не о себе, Эллен, – отвечала она, – я о нем. Он надеялся увидеть меня сегодня опять и будет так разочарован: он будет ждать меня, а я не приду!

– Вздор, – сказала я, – не воображаете ли вы, что он так же много думает о вас, как вы о нем? Разве нет у него товарища – Гэртона? На сто человек ни один не стал бы плакать о разлуке с родственником, с которым виделся всего два раза в жизни. Линтон сообразит, в чем дело, и не станет больше тревожиться из-за вас.

– Но нельзя ли мне написать ему записку с объяснением, почему я не могу прийти? – попросила она, поднявшись с полу. – И прислать ему обещанные книги? У него нет таких хороших книг, как у меня, и ему страшно захотелось почитать мои, когда я ему стала рассказывать, какие они интересные. Можно, Эллен?

– Нельзя! Нельзя! – возразила я решительно. – Тогда и он напишет в ответ, и пойдет, и пойдет… нет, мисс Кэтрин, это знакомство надо порвать окончательно: так желает ваш отец, и я послежу, чтобы так оно и было.

– Но как может маленькая записочка… – начала она снова с жалким видом.

– Довольно! – перебила я. – Никаких маленьких записочек. Ложитесь.

Она метнула на меня сердитый взгляд – такой сердитый, что я сперва не захотела даже поцеловать ее на ночь. Я укрыла ее и затворила дверь в сильном недовольстве, но, раскаявшись, тихонько вернулась – и что же! Моя барышня стояла у стола с листком чистой бумаги перед собой и с карандашом в руке, которые она при моем появлении виновато прикрыла.

– Никто не отнесет вашего письма, Кэтрин, – сказала я, – если вы и напишете. А сейчас я потушу вашу свечку.