Грозовой перевал (Wuthering Heights)

He had his private manner of interpreting the phrase, and it seemed necessary the brother should sin different sins on every occasion.	Он придерживался своего собственного толкования слова "грех", и казалось, брат во Христе по каждому отдельному случаю необходимо должен был совершать специальный грех.
They were of the most curious character: odd transgressions that I never imagined previously.	Грехи были самого необычного свойства: странные провинности, каких я раньше никогда бы не измыслил.
Oh, how weary I grow.	О, как я устал!
How I writhed, and yawned, and nodded, and revived!	Как я морщился и зевал, клевал носом и снова приходил в себя!
How I pinched and pricked myself, and rubbed my eyes, and stood up, and sat down again, and nudged Joseph to inform me if he would EVER have done.	Я щипал себя, и колол, и протирал глаза, и вставал со скамьи, и опять садился, и подталкивал Джозефа локтем, спрашивая, кончится ли когда-нибудь эта проповедь.
I was condemned to hear all out: finally, he reached the 'FIRST OF THE SEVENTY-FIRST.'	Я был осужден выслушать все; наконец проповедник добрался до "Первого из Седмидесяти Первых".
At that crisis, a sudden inspiration descended on me; I was moved to rise and denounce Jabez Branderham as the sinner of the sin that no Christian need pardon.	В этот критический момент на меня вдруг нашло наитие; меня подмывало встать и объявить Джебса Брендерхэма виновным в таком грехе, какого не обязан прощать ни один христианин.
'Sir,' I exclaimed, 'sitting here within these four walls, at one stretch, I have endured and forgiven the four hundred and ninety heads of your discourse.	- Сэр! - воскликнул я. - Сидя здесь в четырех стенах, я в один присест претерпел и простил четыреста девяносто глав вашей речи.
Seventy times seven times have I plucked up my hat and been about to depart-Seventy times seven times have you preposterously forced me to resume my seat.	Семьдесят семь раз я надевал шляпу и вставал, чтоб уйти, - вы семьдесят семь раз почему-то заставляли меня сесть на место.
The four hundred and ninety-first is too much.	Четыреста девяносто первая глава - это уж слишком!
Fellow-martyrs, have at him!	Сомученики мои, воздайте ему!
Drag him down, and crush him to atoms, that the place which knows him may know him no more!' 'THOU ART THE MAN!' cried Jabez, after a solemn pause, leaning over his cushion. 'Seventy times seven times didst thou gapingly contort thy visage-seventy times seven did I take counsel with my soul-Lo, this is human weakness: this also may be absolved!	Тащите его с кафедры и сотрите его в прах, чтобы там, где его знавали, забыли о нем навсегда. - Так это ты! - воскликнул Джебс и, упершись в свою подушку, выдержал торжественную паузу. -Семьдесят семь раз ты искажал зевотой лицо -семьдесят семь раз я успокаивал свою совесть: "Увы, сие есть слабость человеческая, следственно, сие прегрешение может быть отпущено!"
The First of the Seventy-First is come.	Но приходит Первое из Семидесяти Первых.
Brethren, execute upon him the judgment written.	Вершите над ним, братья, предписанный суд!
Such honour have all His saints!'	Чести сей удостоены все праведники божьи!