Вопрос о том, что же вынудило Жукова отказаться от возможного захвата Берлина еще в феврале 1945 года, вызывал после окончания войны острые дискуссии советских полководцев. По оценке В. И. Чуйкова, «Берлином можно было овладеть уже в феврале, а это, естественно, приблизило бы и окончание войны»[361]
. Чуйков также писал: «Что касается риска, то на войне нередко приходилось идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован. В Висло-Одерскую операцию наши войска прошли уже свыше 500 километров, и от Одера до Берлина оставалось всего 60–80 километров».У Жукова была другая точка зрения. Он утверждал: «Должен сказать, что в наступательной операции на Берлин не все обстояло просто, как это кажется В. И. Чуйкову»[362]
. Далее в своих «Воспоминаниях и размышлениях» маршал Жуков подробно разобрал причины, ставшие препятствием на пути продвижения войск 1-го Белорусского фронта к Берлину и помешавшие в феврале 1945 года захватить германскую столицу. Причины достаточно убедительные. Никто, кроме Г. К. Жукова, не мог бы более точно оценить обстановку, сложившуюся в конце января — первой половине февраля 1945 года на Берлинском направлении. Одна из причин — отвлечение части сил 1-го Белорусского фронта для ликвидации группировки немцев в Восточной Померании, которая, как считали в Ставке, получила в это время значительное усиление. Вот что по этому вопросу писал Жуков: «Оценивая сложившееся положение, Ставка Верховного главнокомандования решила в целях ликвидации гитлеровцев в Восточной Померании, силы которых к этому времени возросли до сорока дивизий, привлечь четыре общевойсковых и две танковых армии 1-го Белорусского фронта».Заведующий Центром истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, кандидат исторических наук М. Ю. Мягков, анализируя эту ситуацию, пришел к выводу, что «на решение о приостановке наступления на Берлин в феврале 1945 года большое влияние оказали данные не только собственной (советской) разведки, но и информация, полученная от западных союзников и в первую очередь от британского Генерального штаба»[363]
.В этом выводе есть две важные составляющие: данные «собственной (советской) разведки» и «информация, полученная от западных союзников».
Следует подчеркнуть, что данные собственной разведки не могли быть причиной «приостановки наступления на Берлин». Точные данные советской военной разведки в период проведения Висло-Одерской и Берлинской операций способствовали успешному развитию наступления войск маршалов Жукова и Конева, позволили своевременно и правильно оценить обстановку и принять адекватные решения на уровне Ставки ВГК и командующих фронтов. Эти данные позволили принять необходимые меры по отражению танкового удара 6-й ТА СС в Венгрии. Теперь можно определенно сказать, что самоотверженные действия разведчиков спасли войска 3-го Украинского фронта от поражения. Тысячи солдат и офицеров Красной армии, которыми командовал маршал Толбухин, остались живы благодаря информации, которую добыли военные разведчики подполковник Иван Макарович Козлов и генерал-майор танковых войск Иван Андреевич Скляров.
Что касается «информации, полученной от западных союзников», то речь идет о сведениях, переданных не только английским полковником Бринкманом, но и американским генералом Дж. Дином.
Текст сообщения британского полковника был телеграфирован в штаб маршала Жукова[364]
. Данные американского генерала Дж. Дина, переданные начальнику Генерального штаба Антонову, также были направлены Жукову, который должен был учесть вероятность появления перед его фронтом 6-й ТА СС в составе около 600 танков.Оценивая возможное значительное усиление войск противника на Берлинском направлении и нарастание угрозы на флангах, Жуков замедлил темпы наступления войск 1-го Белорусского фронта на Берлин. Это отодвинуло час падения германской столицы, дало передышку Гитлеру, а также позволило союзникам приблизиться к Берлину. Этот вывод можно было бы рассматривать в качестве научной гипотезы, но последующие события, происходившие весной 1945 года, подтверждают его состоятельность. Об этом, в частности, говорит письмо английского премьер-министра американскому президенту.
1 апреля 1945 года Черчилль писал Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, что будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»[365]
.