ГРУ на острие Победы. Военная разведка СССР 1938-1945

Наступательные операции Красной армии, которые, как сообщал Сталин американскому президенту, в течение июля «превратятся в общее наступление советских войск», должны были завершить освобождение всех советских земель и привести к переносу боевых действий на территории Польши, Чехословакии и других оккупированных немцами государств. Вступление Красной армии на территории этих государств было новым военным и — что важнее всего — политическим фактором в войне. Несомненно, Миколайчик и его партнеры ждали этого момента, готовились к нему и опасались его. Они трезво оценивали складывающуюся обстановку и понимали, что от Москвы до Варшавы ближе, чем от Лондона или Вашингтона. Поэтому к власти в Польше, как считал Миколайчик, могли прийти те силы, которые поддерживались Советским Союзом или окрепли на территории СССР, где и создали новую польскую армию. Войска Миколайчика, находившиеся в Египте, были далеко от советско-германского фронта.

Рузвельт сообщал Сталину о тех впечатлениях, которые он «вынес из бесед с премьером Миколайчиком», и делился своими «откровенными суждениями» о них. Он подчеркивал, что «визит польского премьера не был связан с какой-либо попыткой с моей стороны вмешаться в суть разногласий, которые существуют между польским правительством в изгнании и советским правительством. Хотя у нас состоялся искренний и полезный обмен мнениями по многим различным вопросам, касающимся Польши, я могу заверить Вас, что никакого определенного плана или предложения, каким-либо образом затрагивающего польско-советские отношения, не было подготовлено».

Визит Миколайчика в Вашингтон можно рассматривать как попытку поляков использовать возможности США для оказания давления на СССР с целью изменения отношения Советского Союза к польскому правительству в эмиграции. После этого визита поляки в Лондоне прекратили сотрудничество с советским представителем в области разведки Германии. Примечательно, что связи поляков с английской разведкой в этом направлении наоборот активизировались. Доступ ко всем разведматериалам по Германии, поступавшим в британскую разведку, имели и американцы.

В конце июня Красная армия вступила на территории, которые советское правительство признавало польскими. Американский дипломат Дж. Кеннан писал по этому поводу в своих воспоминаниях: «Советское правительство утвердило на освобожденной территории в Люблине Польский коммунистический комитет, который… превратился в Польский комитет национального освобождения».

В те же дни Рузвельт попытался убедить Сталина в необходимости визита Миколайчика в Москву: «Я действительно верю, что он не поколебался бы поехать в Москву, если бы знал, что Вы приветствовали бы такой шаг с его стороны, для того чтобы обсудить с Вами лично и откровенно проблемы, касающиеся ваших двух стран, в особенности срочность установления безотлагательного военного сотрудничества».

Сталин сообщил Рузвельту свою точку зрения на предложение американского президента. В ответном послании от 24 июня 1944 года он сообщал Рузвельту: «Благодарю Вас за информацию о Вашей встрече с г. Миколайчиком.

Если иметь в виду установление военного сотрудничества Красной армии и борющихся против гитлеровских оккупантов сил польского подпольного движения, то это, безусловно, является теперь актуальным делом для окончательного разгрома нашего общего врага. Важное значение, разумеется, имеет в этом отношении правильное решение вопроса о советско-польских отношениях. Вам известна точка зрения советского правительства и его стремление видеть Польшу сильной, независимой и демократической, а советско-польские отношения — добрососедскими и основанными на прочной дружбе. Советское правительство видит важнейшие предпосылки этого в реорганизации эмигрантского польского правительства, которая обеспечила бы участие в нем как польских деятелей в Англии, так и польских деятелей в США и СССР, и особенно польских демократических деятелей, находящихся в самой Польше, а также в признании польским правительством линии Керзона как линии новой границы между СССР и Польшей.

Надо сказать, однако, что из заявления г. Миколайчика в Вашингтоне не видно, чтобы он сделал в этом вопросе какой-либо шаг вперед. Вот почему для меня затруднительно в данный момент высказать какое-либо мнение по поводу приезда г. Миколайчика в Москву.

Ваше внимание к вопросу о советско-польских отношениях и Ваши усилия в этом деле мы все высоко ценим»[367].

В посланиях Сталина и Рузвельта еще не просматривались противоречия в подходе к польской проблеме, но они уже обретали определенные очертания…