Грубиян

Сейчас мне искренне и от души хотелось двинуть ей чем-нибудь тяжёлым по голове, чтобы её мозги встали на место.

— Да что ж ты вечно не тех любишь и защищаешь! Это ТЫ не знаешь свою Алису так, как я! Никогда не спрашивала её, почему кроме тебя она больше ни с кем не общается?

Бемби открывает рот и тут же захлопывает его обратно, когда до неё доходит смысл моих слов. Она что, реально не замечала себя в роли единственной подруги? Да и вообще, как можно называть другом мразь, которая не даёт тебе возможности наладить личную жизнь только потому, что ты целуешься с парнем, в которого влюблена она?!

Алиса не хотела отдавать меня Нине, хотя я никогда ей не принадлежал. Но Нина будет со мной — даже если мне для этого придётся придушить её «подругу».

Тот день я всё ещё помнил, как будто это случилось вчера: я шёл по коридору, и почти у самого выхода увидел на стене розовый плакат со своей фотографией в центре, а вокруг — сопливые признания в любви. РОЗОВЫЙ, СУКА!!! Догадаться, кому именно в голову пришла такая «гениальная» идея, было несложно; а к тому моменту, как я увидел его, уже большая часть универа успела поугарать надо мной и пожалеть «бедную влюблённую девочку». Я содрал плакат со стены и пошёл в неизвестном направлении — найти эту шаболду и, ну не знаю, порвать при ней эту хуету на мелкие кусочки и заставить девчонку выкинуть получившееся конфетти в мусор. Да, жёстко и жестоко, зато очень доходчиво, и в будущем она сто раз подумает, стоит ли её любовь того Армагеддона, который я ей устрою.

Пока шёл по бесконечным коридорам, гнев успел немного поутихнуть, так что я решил отделаться от назойливой девушки предупреждением. Но, когда ноги сами принесли меня на мой факультет, и у доски объявлений я обнаружил Алису, которая копировала себе в ежедневник МОЁ расписание, крышу снова сорвало, причём вместе с ней унесло и фундамент. Я не знаю, был ли наш универ когда-нибудь свидетелем такого скандала, который я устроил для Алисы, не жалея ни своего горла, ни громкости, ни богатого нецензурного лексикона. Под конец мой отповеди девушка была похожа на свёклу, с размазанной из-за слёз тушью по всему лицу, зато я наконец-то почувствовал себя лучше. После того «разговора» девушку я больше не видел и канал поставки посланий заглох на производстве. Парни, правда, ещё с недельку угарали надо мной, припоминая розовый плакат и говорили, что он нёс в себе намёк на мою сексуальную ориентацию. Помниться, я после такого дебильного подъёба перетрахал половину девушек университета, чтобы вытравить из своей головы эту чушь — настолько херово мне было. Но сейчас, рядом с Ниной, мне даже вспоминать об этом не хотелось.

— Она просто очень тяжело сходится с людьми, — тихо прошелестела Нина, вытаскивая меня из воспоминаний. — Мне повезло, что она взяла меня под своё крыло, потому что без неё я бы всего этого не вынесла.

Ну, пожалуй, это был единственный плюс этой дешёвой актрисы погорелого театра — она вытащила мою детку из этого дерьма, в котором она вариться, наверно, с рождения. Хотя у меня даже здесь был вопрос: с какой целью она сошлась именно с Ниной? Очевидно, потому, что она единственная была не в курсе произошедшего, и приняла её вместе с её грязью, о которой Алиса умолчала; а может, просто хочет повыгоднее смотреться на её фоне. Но это стопудово не по доброте душевной, потому что до нашего скандала Алиса общалась с девушками не менее эффектными, чем она сама. Не хочу сказать ничего плохого о внешности Нины, — она мне нравилась гораздо больше всех этих силиконовых Барби и явно проходила как минимум по двум моим требованиям к девушке из трёх, — это всего лишь наблюдение.

— Выпусти меня, пожалуйста.

Краем глаза замечаю появление моих друзей на парковке, но мне сейчас похуй даже на них.

Девушку отпускать не хочется, но и задерживать её дольше не могу. Я лениво наблюдаю за тем, как она выбирается из машины, но ровно до тех пор, пока на горизонте не появляется предмет нашего спора: Алиса вышагивала «от бедра», будто была на красной ковровой дорожке, а не на территории института. Она тут же заметила свою подругу у моей машины, сложила два и два, и её губы недовольно сжались. Сука. И как Нина этого не видит?

Ясно, как: она слишком добра, чтобы выискивать в людях грязь, и хорошо относится даже к тем, кто этого не заслуживает от слова совсем.

Выскакиваю из машины под дробный звук чьих-то падающих челюстей, подбегаю к Нине и разворачиваю к себе лицом. Девушка смотрит на меня с удивлением, а я не позволяю себе даже думать о чём-либо; просто жадно целую её до тех пор, пока мы оба не начинаем задыхаться. После притягиваю её ещё ближе, впечатывая в свою грудь, где ей, кстати сказать, самое место, и смотрю на Алису. Губы последней начинают предательски дрожать, но выглядит она испуганной; наверно, потому, что в моих глазах недвусмысленной угрозой полыхает костёр инквизиции.

«Только попробуй обидеть её, мразь», — мысленно произношу я и, судя по тому, как Алиса вздрагивает, моё предупреждение получило статус «доставлено».