Грубиян

Она слегка растопыривает пальцы, и в небольшом зазоре я вижу её всё ещё розовую кожу. И реально охуеваю, когда понимаю, что она не шутит.

— Ты гонишь? Кто в двадцать первом веке не разбирается в телефонах?!

Нина убирает руки и смущённо улыбается.

— Эээ… динозавры? — делает робкое предположение.

В этот раз я громко ржу как псих со стажем, потому что сам недавно сравнивал себя с птеродактилем.

Два сапога — пара, блэт…

Торможу на университетской парковке и снова щёлкаю блокировкой, чтобы девчонка не сбежала. Сам вывожу на экран клавиатуру и протягиваю девушке, не выпуская гаджет из рук — будет набирать номер под моим присмотром.

Но Нина теряется ещё больше.

— Здесь нет кнопок…

Приходится до боли прикусить губы, чтобы окончательно не смутить девушку своим невменяемым состоянием.

— Экран вместо кнопок — технореволюция или что-то вроде того… — говорю ей, когда вновь могу нормально дышать.

Беру её руку в свою и тыкаю её пальцем в экран. В строке тут же появляется восьмёрка — международный код «Великой и могучей». При этом Нина выглядит словно ребёнок, которого впервые привезли в Диснейленд, а я чувствую себя совершенно по-идиотски. Пока девушка увлечённо печатает цифры, я придвигаюсь ближе и улавливаю её совершенно охренительный запах, от которого хочется зарычать и предъявить на Нину свои права.

Наверно, у меня идёт эволюция в обратную сторону, к предкам неандертальцам, потому что я позволяю себе стянуть с её головы шапку и уткнуться лицом в шёлковую копну светлых волос. Девушка тут же замирает, пока я, словно хронический астматик, жадно вдыхаю запах её волос. Теперь я начинаю понимать, почему наркоманов так тяжело снять с иглы: мне хотелось дышать ею бесконечно, без перерыва на еду и сон.

— Макс, перестань, — предупреждает она, но делает только хуже: моё имя на её губах — это теперь отдельный сорт героина. — Что ты делаешь?!

А я всего лишь разворачиваю её к себе лицом и буквально вгрызаюсь в её губы, отбирая у девушки кислород. Но в этот раз с её стороны я не чувствую той самоотдачи, что была вчера, как будто за ночь в её голове кто-то перекодировал отношение ко мне.

Отстраняюсь от неё и внимательно всматриваюсь в её карие глаза, которые должны быть тёплыми, но отчуждённость охлаждает их.

— В чём дело?

Нина протягивает мне смартфон, и я уже как-то механически запоминаю номер её телефона наизусть.

— Не понимаю, о чём ты.

Если бы она не хотела иметь со мной ничего общего, то не дала бы номер; да и опоздала бы она со своим «не хочу», потому что я — пиздец, как хочу, и чем ближе, тем лучше.

Но ведь что-то мешает ей расслабиться…

— Вчера ты была более отзывчивой, — не соглашаюсь с ней.

И дело вовсе не в физиологии, потому что её тело и сейчас довольно остро реагировало на мою близость — даже тыльная сторона ладоней покрылась мурашками, и дыхание сбилось; а вот её внутренняя борьба с самой собой… Нина как будто не могла решить, чего же она хочет больше: повторить клубный вечер или бежать от меня, сломя голову.

— Это было вчера.

— Влечение не исчезает за одну ночь…

И тут в моей голове что-то щёлкает.

— А ты, случайно, живёшь не у той подруги, с которой была в «Золотой клетке»?

Нина хмурится, явно не понимая, куда я клоню.

— Да у меня кроме неё других подруг и нет, — подтверждает мои подозрения.

И я, блять, готов надрать свою задницу из-за собственной тупости. Вот тебе и феноменальная память на лица, которой я так гордился, а она именно сейчас меня так подставила!

Когда вчера я увидел эту её подругу, по которой смог опознать саму Нину, мне показалось, я узнал её потому, что перед этим видел в клубе, когда она пыталась не пустить ко мне детку. Видимо, мозг в тот момент охреневал от всей этой ситуации и не смог копнуть в памяти чуть глубже. Года этак на полтора назад, когда второкурсница — с одним из «тех самых» имён — Алиса буквально заваливала меня своими приторными любовными записками. Я находил их практически везде: в своих карманах, под дворниками на лобовом стекле… даже получал их через третьи руки. Её назойливость меня жутко бесила, и я в грубой форме послал её далеко и надолго. И если с «далеко» получилось, то с «надолго» явно произошёл сбой, раз пожинаю плоды всего лишь через полтора года.

— Вот же сука! — срывается с губ шипение, и сидящая рядом Нина сжимается в комочек.

Я тут же одёргиваю себя, потому что при ней нельзя реагировать на что-то слишком резко. Руки сами тянутся к девушке, и я прижимаю её к себе, стараясь при этом не сделать больно, потому что ладони так и норовят сжаться в кулаки и что-нибудь расхерачить.

— Прости. — Вновь на автомате, произношу я. К слову сказать, с прощением у меня не было проблем, однако я никогда его не просил, потому что прежде мне не попадались люди, которых я… хм… «обижал» незаслуженно. — Просто с такими подругами, как эта твоя Алиса, враги не нужны.

— Что? — вскидывается Нина, и её глаза темнеют от гнева. Интересно, во время секса будет такой же эффект? — Не смей так говорить о ней! Ты её совершенно не знаешь!