Грубиян

Максим сидит на полу на пятой точке и с грацией бегемота пытается стащить с ног кроссовки, при этом постоянно шикая на них и громким шёпотом прося их не шуметь, чтобы «не разбудить его детку» — меня. При этом он совершенно не реагирует на то, что в коридоре резко стало светло и явно не от взошедшего солнца. Наконец его обувь занимает законное место возле дверей, и Максим поднимает голову, старательно щурится несколько секунд, а после устало трёт глаза.

— Детка, ты почему не спишь? — ворчит он, и мои брови улетают куда-то на затылок. — И почему в моей квартире три твои близняшки?

До меня не сразу доходит, что у него просто всё троится перед глазами от алкоголя.

— Ты в порядке? — опасливо спрашиваю, хотя страха вопреки всему не ощущаю.

Должно быть, это из-за того, что в этом положении на полу Макс выглядел скорее комично, чем грозно. Права была Ксения: в алкогольном опьянении эти парни — то ещё зрелище.

Макс пытается подняться на ноги, но у него ничего не получается, и я задаюсь вопросом, как именно он добрался до дома. Медленно опускаюсь на четвереньки и подползаю к парню, который опёрся спиной о стену и устало вздохнул.

— Тебе помочь?

Парень внимательно и волнующе долго смотрит на меня, а потом заправляет мне за ухо выбившуюся из косы прядь волос.

— Ты такая красивая, — шепчет он, и моё сердце замирает: неужели он говорит правду? — Тебе придётся оставить меня на коврике под дверью, так что буду благодарен, если притащишь подушку.

Упрямо качаю головой и подныриваю под его правую руку.

— Ты заболеешь, если будешь спать на полу.

Тяну его вверх, но он даже не пытается облегчить мне задачу; просто смотрит так, что у меня ослабевают все мышцы разом.

Не замечаю, как оказываюсь на его коленях; быть может, его неспособность подняться — чистой воды бутафория, чтобы ослабить мою бдительность.

— С такого ракурса ты мне нравишься больше, — произносит он абсолютно трезвым голосом, нависая надо мной, и только сейчас до меня доходит, что я не слышала от него запаха перегара, который обычно исходит от пьяных. Макс укладывает меня на сгиб локтя левой руки, а я от удивления даже возразить не могу.

— Ты что, притворялся? — выдыхаю.

Макс целует меня так, что я тут же забываю о том, что жду ответа на свой вопрос.

— Просто хотел показать, как выглядит моё возвращение домой после таких посиделок с парнями. Не хочу, чтобы ты меня боялась.

Его свободная рука подныривает под мою футболку, оглаживая спину, и я моментально загораюсь.

— Покажи своё тату, — вспоминаю неожиданно наш с Ксенией разговор.

Макс усмехается, вытягивает правую руку, и на его предплечье я действительно замечаю замысловатую татуировку, а чуть выше — ещё одну, слишком сложную для моего объятого желанием сознания. Не могу удержаться и дотрагиваюсь до неё кончиками пальцев, обводя чёрные линии.

— Ты меня в могилу вгонишь, — выдыхает Макс и прикрывает глаза.

Перевожу взгляд на его лицо, которое уже свело от напряжения, и чувствую своей пятой точкой, насколько сильно он меня хочет. Тело ожидаемо отзывается дрожью, и я решаюсь — тянусь к лицу парня и приникаю к его губам. Он на несколько секунд совершенно не двигается — от удивления, видимо — а после набрасывается на меня, словно изголодавшийся зверь. Чувствую твёрдую поверхность под своей спиной и слышу, как с обречённым звуком рвётся на мне футболка Макса — его же руками.

— Я очень не хочу этого делать, но вынужден спросить тебя, детка, — прерывисто дышит он. — Хочешь ли ты сейчас, чтобы я остановился? Потом будет поздно: даже если ты одумаешься, притормозить я уже не смогу.

Мне даже думать об этом не хотелось, потому что я до невозможного устала: устала принимать решения, устала от одиночества, устала быть сильной… Если я чего сейчас и хотела, так это Макса — целиком и без остатка. Со всеми его татуировками, родинками, недостатками и даже тараканами в голове.

— Нет.

Едва успеваю ответить, потому что Максим тут же набрасывается на меня снова, не давая возможности передумать, отбирая мой кислород и отдавая собственный. Понимаю, что мы оба лишились одежды только тогда, когда спиной ощущаю прохладу пола, а грудью — горячую кожу Макса.

— В следующий раз это обязательно будет в постели, детка, — стонет он скорее для себя, потому что я уже практически не воспринимаю реальность — Макс мой и во мне. — Обещаю.

Я перестаю что-либо соображать, когда он прикасается губами и руками к воспламенённой коже; хочу лишь кусать и царапать его, пока он наращивает темп, и даже не думаю отказывать себе в этом желании. Мой мир сужается до размеров черепной коробки, а после взрывается на сотни миллионов осколков.

Макс переводит дух и всматривается в мои глаза.

— Ты просто мой космос, детка.

Меня магнитом тянет к его губам, и на задворках сознания улавливаю мысль о том, что я, кажется, серьёзно влипла — в Макса.

8. Максим