Грудь в крестах

…Ну, что имеем с гуся воды? Проплутав минут двадцать по валашским траншеям, добрался я до новообразовавшегося переднего края — аж через три линии траншей! От, это дали наши! И не сказать, чтобы много убитых валялось, только разве что в первой траншее приметил несколько наших и немного валашцев побитых. Слева поодаль громыхал бой на форту, там грохали приглушенно взрывы и вспыхивали перестрелки. Но, думаю, не удержат валашцы погребок. Тот форт, что был справа от нас, по которому я ракеты утилизовал — дымился на фоне начинающейся зари мрачными обломками. Как рассказывали мне взахлеб Коля с Борей, там чуть ли не давешние знакомцы, штурмовики лейтенанта Фаренга резвились, ну или им подобные парни с огоньком. Отжигали с душой, на все деньги. А потом грохнуло несильно, но форт внутрь обвалился. То ли само по себе там чего взорвалось в процессе штурма, то ли валашцы специально погреба взорвали. Ну, да, и наплевать, главное — взяли. Потерь у нас не так много, как сначала подумал. Убитых всех, почитай, и увидел по дороге, от силы пятая часть, считая с раненными. В общем, дальше воевать вполне даже можно. Тем более что, по моему приказу обе полуторадюймовки тащили сразу следом, и, кстати, не зря. Дважды, парни рассказывали, они картечью в упор образумливали сопротивлявшихся в траншеях. Стреляли из них в прямом смысле «с рук». Двое дюжих бойцов держали станок за лапы, а наводчика в спину подпирал третий, и так прямо и лупили, чуть ли не с ходу. Уточнил, кто такое придумал, записал сразу в блокнотик. Пригодится. К себе в отделение переведу. Ладно, с этим ясно, в остальном тоже все неплохо — патронов и гранат в достатке, ребята веселые. Захватили даже один пулемет, но тот всерьез битый. Пулеметчики, перед тем, как сбежать, расстреляли машинку из винтовок, я только глянул, и интерес потерял, не до него сейчас, там ремонт без мастерской не провести. Еще в нашей зоне ответственности оказались какие-то перепаханные изрядно артпозиции. Две пустые на третьей бесформенная куча металла с торчащим солидным таким стволом, треснувшим вдоль, и отлетевшим в сторону широким металлическим колесом с грунтозацепами. Тяжелая пушка была, видать. Но нам это уже без надобности. В тылах, возможно, еще есть какие-то картечные пушки, да и успокоенную мной полуторку надо бы проверить, но некогда сейчас. Это все уже потом. Быстренько раскидал всех по обороне, выставили охранение, приказал чуть отдыхать. Пушкам позицию и до меня нашли. Толковые парни в расчеты подобрались, молодцы. Пленных наши взяли человек пятнадцать, сидят сейчас под охраной в тупичке у уборной. Этих надобно поскорее в тыл. Заодно и еще несколько легкораненых туда отправлю — на перевязку, да донесение Гэрту нарисую, подкреплений попрошу. Так, вроде бы, пока все с этим ясно, теперь воспитательные действа. Поймал за руку пробегавшего мимо Борю, и спросил:

— Где эта сволочь?

— А? Кого?

— Того. Где эта засранка? Она ж с вами увязалась.

— Ну… Это…

— Боря, не зли меня, сука.

— Так это… Командир, ты только это, не серчай…

— Боря, бесишь.

— Ну, так мы же… ну, это… в общем…

* * *

…Мало того, что эта малолетняя дрянь, вопреки моему приказу, не осталась сидеть в блиндаже, и пошла со всеми в атаку. Так она еще ухитрилась словить пулю в плечо на зачистке траншей. По пути Боря все ее пытался хоть своей тушей прикрывать, но в первой траншее было поначалу довольно жарко, и ему уже не до того стало, тем более что он на отделении поставлен. В заварухе она и потерялась. Нашел он ее чуть позже, когда метался по позиции, проверяя все и налаживая оборону. Нашли ее на трупе молодого валашца, которого она остервенело тыкала валашским граненым эрзац-штыком, который я ей, после той памятной атаки таки раздобыл. Как она сама Борьке заявила — этот был уже третий, кого она сегодня добила, но он таки успел прострелить ей плечо.

Ну, сказать, что меня это все выбесило, так это примерно ничего и не сказать. Ругаясь сразу на всех мне известных языках, даже забыв про боль в ногах, добрался до закутка, где эта сволочь отсиживалась. Картина маслом, мать ее, покойницу, на том свете черти б драли. Сидит такая ляля, вся из себя — и скромная, и гордая, и немножко типа виноватая, левая рука на шикарной перевязи. А вокруг, понимаешь, боевые товарищи в восхищении, чай вон подают или еще чего. А она только глазками хлопает, и смущается. Ну еще бы — собрался и молодняк, и старички стоят, посмеиваются. Петруха сейчас лопнет от гордости и восхищения.