Грудь в крестах

А вот мы оказались во всем этом водовороте как бы лишние… Пока — лишние. Третий день, как бездельничаем. Выправили нашим всем амнистию, все по форме. Мне, так уж карта легла, вышло повышение. Снова эти тонкости — раз вверенное подразделение полностью искупило вину досрочно — то командир, если он из вольных-не штрафных — поощряется. Положено так. И стал я сержантом. Впрочем, и Варс, и Барген, да и сам Кане, как я понял, тоже не в накладе — но до нас довели только в части, нас касающейся. А дальше — непонятки. Рота — расформирована, ввиду данных обстоятельств. А нас всех…. Мне вроде как было бы положено теперь принять отделение, но где и когда — неясно. Тут-то бывшие штрафники и отмочили — баронскому майору, тому, что с Кане тогда прибыл в городок — шестеро из девяти выдали просьбу оставить их в моем подчинении. Так нас отделением неполным куда и отправить. И все там — и вот ведь радость — и Петер и Боров. Да еще и Колл к нам напросился… Майор хмыкнул, но велел ожидать приказа, пока пребывая в его распоряжении. Кане на другой день куда-то отбыл, правда, зашел попрощаться. Слез не лил, напутствовал кратко, пожелав удачи всем. Сержанты с ним отправились, мы только и успели обмыть мою лычку, да и то так, без должного усердия. С ними отправился и Бирэ, напоследок мне высказав:

— Злой вы человек, господин сержант! И лошадей не любите вовсе! И помню я, как вы говорили на привале, что конятина вкусная. Нельзя так. Не хорошо. Пусть разведут Брат с Сестрой наши дороги, чтоб нам больше и не встретиться!

— Да пошел ты — ласково ему ответил. Вот как доберусь до приличного места — закажу сервелата и вяленой конины, и пива выпью за его здоровье и межвидовую любовь. То есть этого козла к лошадям. Гринписовец херов. Конефил.

Еще через день снова нас построили — и сам майор зачитывает приказ. Так, мол, и так, ввиду того, что наш взвод бежал от неприятеля, оставив в беде товарищей из свиррского первого номерного полка барона Вергена, и не добился победы над врагом, а так же предпочел геройской гибели в бою постыдное отступление — то господин барон Верген нас в рядах своей армии видеть не желает. Однако, удовлетворяя вполне заслуженное нами право на военную службу — предлагает нам перейти в армию рисского князя, с сохранением всех условий и выплаты увольнительного пособия.

Мы, как услышали, немного сначала все офигели. Как это таки почему? А потом, посидев за чаем в каземате, решили, что таким образом нам барон намекает, чтоб язык за зубами держали. Некрасиво там вышло с свиррским ополчением. Но, правду говорят — к своим барон честен, слово держит и лишнего не возьмет. Пожалеть — не пожалеет — отправили нас в ту мясорубку, и ничего. Но уж коли выжили — то вот так. И увольнительное пособие еще — две месячных выплаты! Ого! Ну а что языком трепать не стоит про барона — и так всем ясно. В общем, согласились мы на перевод в рисскую армию. Благо что не сложно и не долго — рисский офицер тут тоже в Речном имелся, и как раз формировали маршевую роту. Туда нас и зачислили. Быстро и непринужденно. Выдали форму — не штрафную, а серо-зеленую, что-то среднее между баронской и союзной, почти как знаменитое фельдграу. Добротные сапоги — я все жалел, то не разул убитых рейтар, больно уж там сапоги хороши у них были, но ведь не поняли бы и психовали, оне ж все суеверные. Так тут выдали и не особо хуже-то. И не как в валашской армии, ботинки с гетрами — а именно что сапоги. Кепка у них конечно дурацкая. Какая-то помесь австрийской кепи и польской конфедератки — во все стороны все торчит. Но, ничего не попишешь — узнаваемый силуэт это залог того, что свои не пальнут сгоряча. Хотя — и враг ждать не станет. Но все ж от своих — обиднее помереть. Оружие нам выдать обещались уже не здесь, на месте — но у меня-то все свое. А остальные — перебедуют как-то до поры. Тут еще курьез вышел — револьверы-то трофейные, кроме тех, что у Колла и Бирэ были — все на меня трофеями пошли. Не положено штрафнику трофеить оружие. И вот остались у меня восемь рейтарских револьверов, ни уму, ни в фольксваген. Да и патроны к ним. Не долго думая, сдал их по хорошей цене — ого! — полтора золотых за штуку. Баронский оружейник, которому я их сбагрил, аж приплясывал от удовольствия. Ну и ладненько. Револьвер армейский оставил себе да еще маленький у меня есть. Однако, при-иг-г-го-о-оди-и-ится.