Группа

Фьюти сидел на краю пирса, болтал ногами и бросал в воду принесенные с собой камешки. С тех пор как его коротенькие лапки удлинились, а тело приобрело человеческие пропорции, он постоянно только этим и занимался. Даже тогда, когда была не его смена дежурить, высматривая кита.

Фьюти нравилось сидеть здесь одному и чувствовать себя обыкновенным мальчишкой лет одиннадцати (которым он сейчас и являлся). Он воображал, что приехал сюда на каникулы или на какой-нибудь семейный уикенд и что его родители устанавливают сейчас палатку на пляже и раскладывают еду на белоснежной льняной скатерти, расстелив ее на песке и прижав по углам камнями. Еще есть маленькая сестренка. Или братик. Он ползает вокруг и пускает слюни. Папа с мамой счастливы. То есть папа – это не совсем папа, это новый мамин муж, но Фьюти ничего не имеет против такого положения дел. Главное, что мама – это мама. Та же самая, его мама.

Пирс был очень длинным. Он вдавался в океан километра на полтора и представлял собой ломаную прямую, состоящую из нескольких отрезков неравной длины. Волны плескались под днищем пирса, глодали его серые деревянные сваи; иногда от перехлеста волн к свешенным вниз ногам Фьюти взлетал небольшой фонтанчик из пены и брызг, – тогда Фьюти быстро выпрямлял ноги в коленках, и брызги пролетали в каких-нибудь миллиметрах от его икр. Не то чтобы он боялся замочить ноги. Просто к этой воде нельзя было прикасаться. Вода этого океана была не совсем водой, хотя и выглядела очень реалистично. Если ее коснуться – тебя мигом отсюда вышибет. Перенесет куда-то в другое место. А Фьюти совсем не хотел отсюда переноситься: во-первых, ему здесь нравилось, а во-вторых – нужно было дождаться кита.

Фьюти уже не помнил, откуда он знал все это. Кажется, что-то такое говорилось на табличке, торчащей из песка. Эта табличка была первым, что они увидели, когда очутились на пляже. Табличка казалась сделанной из куска фанеры, но на самом деле была интерактивной – надписи на ней то и дело менялись. Когда они, чудики, только пришли, надпись гласила: «THE WAITING FOR A WHALE ZONE».

– Чего-чего? – прочитав, недовольно поморщилась Зильда. – А почему бы просто не написать: «Место ожидания кита»?

– Кита? Какого кита? Тив-тив! – заволновалась Тивц.

А Хпр сказал:

– Нахверное, это мехстный трансхпорт.

После этого они направились было к воде, чтобы помочить ножки, но тут Лисенок бросил еще один взгляд на надпись – и остановился как вкопанный.

– Тявк! – издал он на своем лисячьем, но тут же исправился: – Бр-р-р, стойте!

Все остановились.

– Тут написано: «Океан. Трогать воду строго запрещено».

– Но почему?! – воскликнул Фьюти, больше всех огорченный такой несправедливостью. Он так мечтал потрогать океан…

«Вы сразу исчезнете. Вас вышибет с этого уровня. Отбросит к самому началу прохождения, а может, и вовсе выкинет из игры. Так что держитесь подальше от воды, – ответила табличка чередой новых надписей, которые появлялись на ее белом фоне и тут же таяли. – Поняли?»

– Поняли, – ответил за всех Лисенок.

– Трогать воду нельз-з-зя, – сказала Зильда, и в воздухе мелькнул ее полиловевший язычок. – А что тогда можно? Что нам вообще тут делать?

«Да все, что захотите! – ответствовала табличка. – Бегайте, резвитесь, стройте замки из песка. Вы же дети!»

– Дети?! – изумились все пятеро.

Но табличка, одарив их напоследок широким смайлом, уже переключилась с режима диалога в режим одностороннего информирования. «THE WAITING FOR A WHALE ZONE» – снова проступило на ней.

Трудно сказать, сколько времени они здесь провели, но за это время Тивц полюбила бродить вдоль линии прибоя и слушать ветер. Из кругленькой синей птички она превратилась в девочку-подростка, тонкую и высокую. Альба в свои тринадцать такой не была, но хотела быть именно такой, грезила о себе такой – и каждый раз опускалась с небес на землю, просто взглянув на себя в зеркало.

Здесь, на побережье океана, зеркал не было, но попадались другие находки, не менее интересные. Вот, например, только что Тивц посчастливилось найти осколок бутылочного стекла. Осколок был уже старый, гладкий, с обкатанными краями. Тивц прошла немного дальше и подобрала еще один осколок, крупнее. Еще через сотню метров, преодолев песчаную травянистую косу, отделявшую один дикий пляж от другого, Тивц обнаружила целые россыпи таких стекол. Она спустилась к ним, мысленно похвалив себя за то, что не взяла на прогулку вторую девочку из их компании – маленькую непоседливую Зильду, которой на вид было лет шесть и которая не считала свой возраст поводом хоть немного слушаться старших.

Осторожно ступая босыми ногами, Тивц принялась бродить между осколков. Она понятия не имела, что она ищет и ищет ли что-нибудь; просто бродила, глядя под ноги, и все. Некоторые осколки блестели в лучах неяркого солнца, спрятанного за облаками, другие были похожи на тусклые матовые камешки, исцарапанные наждаком песка. Некоторые были не вполне и осколками – почти целые бутылки с отбитыми горлышками или донышками. Волны лениво катали их вдоль линии прибоя с хрустким леденцовым шелестом, словно конфеты на языке.

– О! – обрадованно вскрикнула Тивц, увидев то, что, оказывается, искала. Единственную не поврежденную, целиком сохранившуюся бутылку на всем пляже. К счастью, бутылка лежала в недостижимом для волн месте, и Тивц подняла ее без всякого риска быть выкинутой.

После этого Тивц устроилась на песке, найдя место почище, без крупных осколков, и пристроила бутылку между коленей. Она думала, ей придется повозиться с крышкой, а может быть, даже разбить бутылку, но крышка открутилась на удивление легко. Тивц перевернула бутылку, и на ладонь ей выпало скрученное трубочкой письмо.

Сгорая от любопытства, Тивц приступила к чтению.

«Дорогая, любимая доченька! – говорилось в письме. – Если ты держишь это письмо в руках – значит, ты тоже здесь. В мире, где разлученные души пытаются найти друг друга, чтобы немного побыть вместе. В мире, где мертвые с мертвыми прощаются навсегда. На земле, при жизни, люди не успевают этого сделать, а если и успевают, то их прощание отравлено страхом и болью, агонией умирания. Поэтому и создано это место. Для самых последних слов. Доченька! Я не знаю, как искать тебя в этом мире, куда идти, вокруг меня кромешная темнота…»

На этом послание обрывалась: просочившаяся в бутылку вода испортила бумагу, и буквы превратились в размытые кляксы.

Тивц перечитала письмо несколько раз. Собралась было снова свернуть его в трубочку и сунуть в карман толстовки, но оно рассыпалось у нее в руках. Все, что оставалось сделать Тивц, это отряхнуть пальцы от серовато-бежевой бумажной трухи, в которую превратился за считаные секунды листок с посланием.

«Жаль, – подумала Тивц. – Кто-то не получил такое важное для него письмо. Чья-то доченька…»

Она посидела на пляже еще немного, поглаживая литые бока бутылки и слушая, как шелестят и позвякивают в полосе прибоя отполированные волнами стеклянные голыши – останки других бутылок. Интересно, что стало с письмами, которые в них находились? Дошли ли они до своих адресатов?

Тивц поднялась со стеклянного песка, отряхнула юбку.

– Прощайте, – сказала она, – Эрик и Рихард. Вы были моими родителями. А потом перестали.

Когда она вернулась туда через день с Митяем и Рыжим, тоже захотевшими получить послания от своих родителей, стеклянного пляжа на этом месте уже не было. Был обычный серовато-белый песок.

Дни шли за днями, а кит все не приплывал.

Рыжий с Митяем насобирали всякой всячины в примыкающем к побережью леске, соорудили зеленый шалаш, даже начали делать зарубки на специально вбитом для этого колышке. Тивц плела фенечки и веревки из пальмовых волокон (вдруг кит – скользкий, и им понадобится привязать себя к нему?). Фьюти, изредка подменяемый Рыжим или Митяем, караулил на дальнем конце пирса. Зильда развлекала себя тем, что без устали носилась по берегу, время от времени делая вид, что сейчас ринется прямо в воду. Все тут же вскакивали на ноги и принимались кричать, размахивая руками: «Зильда! Нельзя, Зильда! А ну назад!»

Иногда Рыжий или Митяй приносили из тропических зарослей что-нибудь съедобное, фрукт или корнеплод, или бейсболку ягод. Все с удовольствием угощались лакомством, но еще с первых дней стало ясно, что без еды они могут запросто обойтись. Еда, вода и сон вовсе не были здесь чем-то необходимым. Ночью можно было спать, а можно было любоваться на Млечный Ключ, нежно пульсирующий в самом центре ночного неба, словно родничок на младенческом темени. Вокруг него от горизонта до горизонта были разбросаны крохотные светящиеся завитки – зеленоватые, красноватые, ярко-белые. Это было очень красиво.

Кит все не приплывал.

В первый день, поговорив с табличкой, они сразу бросились на пирс: по пляжу к нему вели выложенные из мелких камешков стрелки, а на самом пирсе такие же стрелки были нарисованы белой краской. Они повторялись через каждые сто шагов. Собственно, там, на дальнем конце пирса, оно и было – «Место ожидания кита». Чудики (они тогда еще были чудиками) проторчали там несколько часов, всматриваясь в бескрайнюю водную зыбь и подпрыгивая от нетерпения двигаться дальше.

Дул сильный ветер. Ветер – продолжение пути. А они стояли на месте…

Рыжий подозревал, что это именно ветер их изменил: сдул с них образ «смешариков» и звероголовых чудищ, в которых они время от времени превращались; оставил в них только главное – детей.

С пирса они возвращались уже детьми. Четырьмя тонкотелыми и слегка разочарованными отсутствием кита подростками и одной неуправляемой шестилеткой, которая, казалось, забыла про кита сразу же, как только повернулась к океану спиной. С шальным криком «А-а-а!!!», отчаянно топая по дощатому настилу и наслаждаясь производимым грохотом, Зильда бросилась по пирсу в направлении берега. «Эй, стой! Осторожно! Остановись!» – закричали ей, но она никого не слушала. Тогда темноволосый губастый мальчик, которого раньше звали Хпр, сказал: «Сейчас я ее догоню!» – и бросился вслед за ней. А другой мальчик, рыжий, сказал: «Слушайте, если мы все отсюда уйдем, то можем пропустить кита, когда он все-таки приплывет! Кто-нибудь должен остаться здесь». – «Я могу», – сказала высокая русоволосая девочка, выглядящая немного грустной. «Фью-ю! – присвистнул белобрысый парнишка, бывший когда-то сусликом. – Хитренькая какая! Я тоже – могу!» – «Тогда решено: ты остаешься, Фью», – сказал Рыжий. «Фьюти, – поправил его белобрысый, но без особой уверенности в голосе. – Кажется, как-то так».

Обычно Митяй и Рыжий проводили время в философских беседах, а заодно присматривали за Зильдой. Как-то раз Зильда совсем разошлась: подняв над головой широкий пальмовый лист, она заявила, что она теперь – корабелла под названием «Натусик» и что прямо сейчас она отправляется в плавание. Рыжий с Митяем замучились за ней гоняться, оттаскивая от волн.

В конце концов она совсем довела Рыжего. Тогда он взял ее в охапку и потащил, сам не зная куда. А она брыкалась и верещала. Тут Рыжему пришла в голову гениальная мысль. Он как раз тащил Зильду-«Натусика» мимо щита с интерактивным экраном – того самого щита, который они сначала приняли за обычную информационную табличку. Рыжий с извивающейся Зильдой в руках остановился возле него и громко произнес:

– Здравствуй, Щит!

Надпись на английском языке – про зону ожидания кита, – стоявшая здесь «по умолчанию», сменилась сердитым смайликом.

«Сквернословить запрещено!» – возникла фраза.

– Чего? – не сразу врубился Рыжий. – А, понял… Ну извини. Издержки билингвистической омонимии.

«Чего??» – не въехал теперь уже Щит.

Но Рыжий и сам не понял, что сказал. И не горел желанием понимать. Его вообще-то интересовало совсем другое… Правда, он уже успел забыть, что именно – потому что вспомнил кое-что гораздо более важное! Опустив на землю Зильду, оробевшую перед сердитым смайликом и потому переставшую барахтаться, Рыжий положил руки ей на плечи и начал разговор заново:

– Уважаемый Board, – обратился он к Щиту со всем почтением. – У нас назрели некоторые вопросы. Не знаю, почему мы сразу не догадались обратиться к вам, это ведь было элементарно… В смысле, вы – единственный источник информации на многие мили вокруг, и к тому же обладающий интеллектом. Мы сразу могли бы с вами поговорить, а не ждать у моря погоды… в смысле, у океана кита… и, может, уже сейчас все было бы понятно…

«Не продолжай, – сказал Щит, и Рыжий послушно замолчал. – С вопросами про кита я вам вряд ли могу помочь. Я торчу здесь уже давно, но никакого кита ни разу не видел. Даже если он приплывал. Пирс слишком длинный, отсюда не разглядеть. Что-нибудь еще?»

– Нет, – сказал Рыжий и огорченно вздохнул.

«Нет? Хм!» – сказал Щит, не преминув сопроводить свою реплику смайлом со вскинутой бровью.

– Ах да! – вспомнил Рыжий. – Я хотел, чтобы ты показал Зильде, что бывает с теми, кто бегает по волнам.

На самом деле Рыжий лукавил: он хотел не столько показать это Зильде, сколько сам посмотреть. Но Щит и здесь нашел способ увильнуть:

«Страшилки не транслирую».

– Ну хотя бы скажи, почему она такая маленькая?! – вскипел наконец Рыжий. – Хотя бы это ты можешь?!

«Ты имеешь в виду Зильду?» – невозмутимо ответил Щит.

– Зильду, Зильду! Мы пришли сюда откуда-то из… помню смутно, но откуда-то мы пришли. И я не помню, чтобы с нами был кто-то маленький. У нас был боевой отряд или что-то вроде того. Каждый отвечал за себя сам, и никому ни за кем не приходилось присматривать. А теперь с нами Зильда, и она – ребенок. Совсем ребенок. Но при этом нет чувства, что ее раньше не было, а потом она откуда-то взялась. Наоборот, я чувствую, что она была всегда… но не всегда была ребенком… В общем, я запутался.

– Он запутайся, – по-детски выговаривая, подтвердила Зильда и развела руками.

«Ну, на этот вопрос я тебе отвечу, – смилостивился Щит. – Зильда стала такой потому, что здесь, на Берегу Океана, человек может находиться только в одном виде из двух – ребенком или подростком. «Ребенок» – это тот, кто у вас, в мире Млечного Пути, еще не достиг семи лет, либо уже перешагнул порог семидесяти. То есть близок к внешнему краю жизни – с той ли, с этой ли стороны. А также любой, кому угрожает смерть. Кто угасает от долгой неизлечимой болезни или, наоборот, стремительно истекает кровью. Причина и, так сказать, скорость процесса значения не имеют: важна лишь близость небытия. Все остальные воплощаются здесь «подростками».

Рыжего очень взволновали слова «у вас, в мире Млечного Пути», но он решил на этом не задерживаться и выяснить все же вопрос о Зильде.

– То есть, получается, что Зильда в каком-то другом измерении – либо младенец, либо старушка, либо вот-вот умрет?

«Почему сразу младенец? Скорее всего, она идентична себе здешней, то есть является девочкой пяти-шести лет… Ну или старушкой за семьдесят».

– А может она быть мальчиком пяти-шести лет? Или старичком?

«Нет. Пол при переходе не меняется».

– А вдруг она кто-то, кто умирает?

Щит придирчиво оглядел Зильду с головы до ног. На его поверхности появились буквы:

«Не думаю. Умирающий должен довольно быстро терять в возрасте. А вашей Зильде, насколько я понимаю, все время шесть. Она ничуть не изменилась с тех пор, как…»

Щит не закончил фразу. Зильда хихикнула. Рыжий негромко охнул. На миг ему показалось, что Зильда проваливается в песок или что сам он внезапно вырос, подобно Алисе из Страны Чудес. Его ладони, лежавшие все это время у Зильды на плечах, остались болтаться в воздухе, а вместо хлипких вертлявых плечиков шестилетки между ними возникла кудрявая макушка какой-то совсем уж крохи.

Кроха оживленно залепетала, нашла палец Рыжего и дернула за него.

– Что это значит, Щит?! – воскликнул Рыжий.

«Это значит, что наиболее вероятным является третий вариант: она кто-то, кто умирает», – ответил Щит.

Рыжий вернулся к шалашу с малюткой Зильдой на руках, передал ее обомлевшей Тивц, попросил Митяя сгонять за Фьюти, и потом они устроили экстренный совет.

– Плохи дела, – сказал Митяй, выслушав Рыжего. – Она скинула сразу года четыре. В следующий раз она может просто исчезнуть.

– Если она исчезнет здесь, это будет означать, что где-то она умрет? – попыталась разобраться в ситуации Тивц. – Или: что где-то она очнется… и обнаружит, что умирает… и сможет позвать на помощь?

– Ты хочешь сказать, что нужно дать ей исчезнуть? – спросил Фьюти. – Или разрешить зайти в океан?

Все посмотрели на Зильду. Она возилась на песке с принесенными Тивц ракушками – закапывала и откапывала, стучала ими друг о друга и бурно радовалась извлекаемому звуку. Она не понимала, что говорят о ней.

– Мы не можем просто сидеть и ждать, когда она исчезнет, – ответила Тивц Фьюти. – И отпустить ее в океан тоже не можем!

– Почему? – искренне удивился Фьюти.

Рыжий с Митяем тоже с интересом воззрились на Тивц, ожидая, какие она приведет аргументы.

– Ну, смотрите, – принялась рассуждать Тивц. – Щит сказал, что маленькими детьми здесь становятся маленькие дети, старики и те, кому грозит смертельная опасность. Он не уточнил, какая именно. Болезнь, несчастный случай, убийство, самоубийство… А если, например, в том мире Зильда страдает лунатизмом и прямо сейчас стоит на каком-нибудь карнизе на высоте тридцатого этажа? Мы ее «разбудим» – и она упадет…

– Эм-м… – с сомнением протянул Рыжий. – Теоретически такое возможно, конечно…

– Или, допустим, она лежит под наркозом во время сложной операции, – предложила Тивц другой сценарий. – Что-то идет не так, давление падает, пульс скачет, врачи в запаре… И тут – ба-бац! – она распахивает глаза! Привет! И вот вам смерть от болевого шока.

– Или, например… – начал было фантазировать Фьюти, но Рыжий его перебил:

– Ладно, я понял. Нельзя ее в океан. Тогда какие у нас варианты?

– Может быть, в мир Млечного Пути должен отправиться кто-то из нас? – предположил Митяй. – Если мы здесь вместе, то, наверное, мы и там как-то связаны. Проснувшись там, кто-то из нас мог бы помочь Зильде… ну или убедиться, что помочь ей ничем нельзя.

– И кто же будет этот кто-то? – поинтересовался Фьюти.

Они решили тянуть жребий. Из пальмовых фенечек, навитых Тивц, взяли три простых и одну с украшением-ракушкой. Рыжий зажал их все в кулаке, оставив торчать наружу лишь одинаковые петельки-«ушки», за которые следовало тянуть.

– Ну что, давайте. Фьюти, Митяй, Тивц…

– Называй меня Альбой, – попросила Тивц. И вытянула первую фенечку. Ей досталась не меченая.

Митяю тоже досталась фенечка без ракушки.

Последним тянул Фьюти. Взглянув на выдернутую из кулака Рыжего фенечку, он с досадой воскликнул: «О!» – и бросил свой жребий на песок.

Из его глаз брызнули слезы.

– А вот и фиг! – закричал Фьюти. – Я не хочу! Вы меня не заставите!!!

– Ладно, – сказал Митяй. – Я пойду. В конце концов, это была моя идея.

Фьюти, утерев глаза рукавом, развернулся и направился к пирсу, сердито топая и увязая в песке. Митяй поднял брошенную им фенечку.

– Прикольная! – сказал он. – Поможешь завязать?

Альба затянула завязки фенечки на его запястье.

– Не думаю, – сказала она, – что она перенесется с тобой в тот мир. Но все равно спасибо. Я рада, что она тебе нравится.

– Это тебе спасибо – за амулет, – улыбнулся Митяй.

В этот миг со стороны океана раздался долгий протяжный звук, похожий на пароходный гудок, только более высокий и мелодичный. Все повернули головы в сторону пирса. Все сразу поняли – это приплыл кит.

– Ну ладно, ребята, – сказал Митяй. – Удачного плавания! Надеюсь, еще увидимся…

Как где-то, когда-то, с кем-то другим – у него снова не было времени попрощаться. Махнув рукой, украшенной амулетом, Митяй направился в воду. Зашел по колено, потом до середины бедра, потом его силуэт замерцал, то мутнея, то вновь исполняясь прозрачной ясности, становясь как бы скважинкой в пространстве, прорезанной в форме человеческой фигуры.

А потом Митяй исчез.