“Альфу”, помимо её воли, впихнули в политику. Крах августовского “путча” 1991 года и приход в КГБ Вадима Бакатина стал для Героя Советского Союза Виктора Карпухина причиной отстранения его от командования Группой “А”. Проведя свою разведку вокруг Белого дома и внутри него, Карпухин доложил В.А.Крючкову, что блокировать здание без крови невозможно. “Я доложил, что возле Белого дома около тридцати тысяч человек, все в крайнем возбуждении. С ними воевать — всё равно, что волку с курицей. Слава Богу, у Крючкова хватило ума не отдавать приказа”. “Альфа” запрограммирована была на борьбу с террористами, преступниками, но не со “своими”. Карпухин и в Вильнюсе не отдал приказа на применение оружия, потому что там были взбесившиеся, агрессивные, но — соотечественники.
— В самый напряжённый момент мне кто-то из Белого дома позвонил и спросил, где мы находимся. Я сказал, что в десяти минутах от них. Там у всех шок. Истолковали: мол, “Альфа” уже выдвинулась. Они и не знали, что на этом самом месте “в десяти минутах” мы базируемся уже десять лет, маскируясь под базу ДОСААФ. На штурм Белого дома мы так и не пошли.
Об этих событиях меня заслушивал Степашин, он возглавлял в КГБ соответствующую комиссию. Довольно долго я отчитывался, часов восемь, наверное. Мои действия никакой политической подоплёки не носили. В смутные времена всегда что-то подобное происходит.
На следующий день мне позвонили из секретариата Бакатина и сказали, что я приглашён в Кремль. Я пришёл в приёмную. До этого там уже побывали двое моих заместителей. Прождал в приёмной минут сорок. Потом из бакатинского кабинета вышел Шебаршин и “успокоил”: “До выяснения обстоятельств тебя отстранили от должности командира “Альфы”. Но ты не расстраивайся — меня тоже сняли”. А Бакатин меня даже не принял. Не посчитал нужным даже разговаривать со мной, несмотря на то, что я всё-таки генерал, Герой Советского Союза, и достаточно много орденов заработал не в кабинете…
Я вернулся в Группу, зашёл к себе в кабинет. Состояние, конечно, было несколько подавленное. Взял в кабинете какие-то личные вещи, опрокинул стакан водки и уехал к отцу на дачу. Меня вывели за штат, в резерв управления кадров. Был в резерве довольно долгое время, какие-то смехотворные должности предлагали. Однажды какой-то капитан, мне совершенно неизвестный, начал меня учить, как жить. Я сказал, что в его советах не нуждаюсь, и написал рапорт: “В связи с сокращением кадров и выслугой лет прошу уволить в запас”. Рапорт удовлетворили за 24 часа и потом ещё полгода не могли решить, какую же мне пенсию платить. Ничего не платили.
Бакатин, помнится, придя на Лубянку, сообщил офицерам, что пришёл сюда не руководить Комитетом, а развалить его, а заодно выбить “чекизм” из тех, у кого он ещё остался. Хорошую смену старым кадрам он привёл с собой: боевого генерала, Героя, уволили “с награждением ценным подарком”, как было сказано в приказе. Правда, Виктор Фёдорович так и не узнал — каким. Запамятовали вручить, видимо…
Виктор Фёдорович был благодарен Нурсултану Назарбаеву, который пригласил его к себе на должность советника, положил хороший оклад, достойный звания генерала и Героя Советского Союза. На этой должности проходила его адаптация к гражданской жизни, к которой он теперь был “приписан” навечно, оставаясь при этом офицером, профессионалом специфического свойства и назначения. Как сам он говорил, “переход к гражданке для военного человека — процесс болезненный”.
Карпухин не военным человеком стал только “по паспорту”. Бывших спецназовцев не бывает в природе. И никогда не будет.
После ухода с должности советника Назарбаева он был участником круговсветного автомобильного путешествия, затем создавал с ветеранами “Альфы” различные структуры для поддержки уволенных в запас бойцов спецназа, смог состояться и как коммерсант. В последнее время работал председателем Комитета ветеранов войны в Афганистане при Президенте России.
…Отпевали Героя в Елоховском соборе. Храм был забит людьми. На площади перед храмом также стояли десятки людей. Подавляющая часть — мужики разных возрастов: от “лейтенантского” до “генеральского”. Все они пришли проститься со своим братом. И те, кому чуть-чуть за двадцать, и те, кому уже давно за пятьдесят.
На поминках один из друзей Виктора Карпухина, когда мы отошли покурить, сказал неожиданные для меня слова: