Группа. Как один психотерапевт и пять незнакомых людей спасли мне жизнь

Устроившись в кресле, я хорошенько рассмотрела его лицо. Пульс ускорился, пока я разглядывала нос, глаза и прямую линию губ. Сложила все это вместе и осознала: я его знаю. Я сжала губы, когда это осознание проникло в мозг. Я совершенно точно его знала.

Этот доктор Розен был тем самым Джонатаном Р., которого я видела на встрече программы для людей с нарушениями питания три года назад. В 12-шаговых программах люди знают друг друга только по именам и инициалам фамилий для сохранения анонимности. Встречи для людей с пищевыми расстройствами похожи на встречи АА: члены группы собираются в церковных залах, где делятся историями о том, как еда разрушает их жизнь. Как и более знаменитое братство АА, чьи встречи описаны в фильмах Мег Райан и упоминаются во всяких-разных телефильмах – от «Западного крыла» до «Полиции Нью-Йорка», зависимые от еды собирают жетоны безмятежности и получают кураторов, чтобы научиться жить без приступов обжорства, искусственной рвоты, голодания и членовредительства. В отличие от АА, на большинство встреч 12-шаговых программ, которые посещала я, приходили женщины. За десять лет мужчин, которых я видела, можно было пересчитать по пальцам. Одним из них был психиатр с гарвардским образованием, сидевший сейчас в метре от меня в ожидании, когда я открою рот.

Я кое-что знала о Джонатане Р. как о личности. О мужчине. О мужчине с расстройством пищевого поведения. Я помнила, что он рассказывал о своей матери, о своем хронически больном ребенке, о чувствах в отношении собственного тела.

Терапевту полагается быть чистым листом. А доктор Розен был весь в пятнах.

Я пошевелилась, сев так, чтобы он видел меня целиком. Что он сделает, когда – выгонит сразу? Выражение его лица оставалось открытым, любопытным. Прошло пять секунд. Кажется, он меня не узнал и ждал, пока я заговорю. Теперь его «гарвардство» меня устрашало. Как показать себя одновременно остроумной и измученной, как Дороти Паркер или Дэвид Леттерман? Я хотела, чтобы доктор Розен воспринял мои недавно появившиеся фантазии о смерти всерьез, но все равно нашел меня неотразимо очаровательной и, может быть, самую малость «ебабельной». По моим прикидкам он проявил бы бо́льшую готовность помочь, если бы счел меня привлекательной.

– Я неудачница в отношениях и боюсь, что умру в одиночестве.

– Что это значит?

– Я не умею сходиться с людьми. Что-то останавливает меня, как невидимый забор. Я чувствую, что иду на попятный, вечно. С мужчинами… я всегда западаю на таких, которые пьют, пока не начнут блевать или вырубаться…

– Алкоголиков.

Не вопрос – утверждение.

– Да. Моя первая школьная любовь каждый день курил травку и изменял мне. В колледже я влюбилась в красивого колумбийца, который был алкоголиком и имел постоянную подружку, а потом встречалась с наркоманом, сидевшим на «травке». После него был славный парень, но я его бросила…

– Потому что…?

– Он провожал меня на занятия, дарил экземпляры своих любимых книг и просил разрешения, прежде чем меня поцеловать. У меня от него вся шерсть вставала дыбом.

Доктор Розен улыбнулся.

– Вы боитесь эмоционально доступных мужчин. Подозреваю, и женщин тоже.

Снова утверждения. Не вопросы.

– От надежных парней, которые выражают интерес ко мне, хочется блевать.

Мне вспомнилась сценка в предыдущее Рождество, когда я была в Техасе, навещая родителей, и столкнулась в магазине Banana Republic с бывшей школьной подругой. Когда Лия окликнула меня по имени, я стояла рядом с блейзерами и оксфордскими рубашками. Она с жаром кинулась меня обнимать, а я оцепенела. Лия отстранилась, на ее лице промелькнула тень шока – типа «я думала, мы друзья», – а потом стала расспрашивать меня о Чикаго и юридической школе. Пока мы разговаривали, стоя в потоке покупательниц, охочих до сладких послерождественских скидок, я не могла отделаться от мысли, что Лии нет никакого смысла разговаривать со мной, поскольку она теперь – успешный физиотерапевт без расстройства пищевого поведения и странной болезни, заставляющей ее захлопываться, как устрица, когда человек из прошлого пытается ее обнять. Мы были близки в школе, но отдалились в выпускном классе, когда мое пищевое расстройство пошло вразнос, а меня целиком поглотили старания заставить первого бойфренда перестать мне изменять.

– Вы булимичка?

– Выздоравливающая – двенадцать шагов, – проговорила я торопливо, надеясь, что мои слова не станут триггером для его воспоминаний о том, как я представляюсь в группе – «Кристи, выздоравливающая булимичка». – Эта программа помогла мне с булимией, но с отношениями никак не получается…

– В одиночку и не получится. Кто входит в вашу систему поддержки?