Группа крови на плече

А у меня ни документов, ни легенды сносной. Легенду, конечно, можно придумать, документами разжиться, вот только рожа моя далеко не под каждый документ сойдет. Рубленый подбородок, как у Валуева, ни с чем не спутаешь. Надеюсь, Иван что-нибудь придумал. Надо поспрашивать его с пристрастием, а то все как-то руки не доходят.

Поворочался еще немного. Не спится. Влажная, жаркая ночь. Да и цикады спать не дают. Встал на четвереньки и выбрался из шалаша. Хилый месяц бросал мертвенно-бледный свет на поляну. Одинокая фигура часового возле ямы с американцами светила красной точкой сигареты. Я вытащил свою пачку, закурил и подошел к часовому.

Тот заулыбался и что-то начал мне рассказывать. Я кивал, курил и улыбался в ответ. Иногда говорил: «Да, брат, согласен, хорошая погода, и воздух чистый, не то что в Москве».

Часовой поправил допотопную трехлинейку (где он только откопал этот раритет, с ним, наверное, еще дед Мазай зайцев гонял) и помахал рукой в сторону, вопросительно на меня уставившись.

Хрен знает, что ему надо, но на всякий случай кивнул в ответ. Часовой радостно снял с плеча винтовку и вручил ее мне.

— Э-э-э… — опешил я. — Служивый? Я тебе что? Смена боевая? Что удумал, пестрокрыл раскосый?

Вьетнамец что-то добродушно лопотал, тыча на землянку в стороне, потом показывал, как загребает невидимыми палочками невидимую еду в открытый рот.

— А-а-а… Так ты пожрать хочешь? Хочешь, чтобы я тебя подменил?

Часовой словно понял меня, закивал. Да… Службу тут волокут, не напрягаясь уставами.

— Давай мухой, набивай брюхо, только не долго. Моя па-анимай? Жри быстрее, говорю, я тут всю ночь куковать не намерен. Ферштейн? У нас и так завтра марш-бросок дня на два как минимум.

Вьетнамец стал тыкать в винтовку, показывая, где у «мосинки» предохранитель.

— Да знаю я, как курок на боевой взвод ставить. Оттянуть и повернуть, — похлопал я пальцем по круглой головке.

Часовой радостно закивал и растворился в темноте. Я закинул трехлинейку за спину и заглянул в ближайшую яму. Чернота пахнула сыростью и помоями.

— Эй, гайз, хау дую ду? — склонился я над ямой.

Послышалась возня.

— Дую спик инглиш? — раздался в ответ несмелый голос.

— Дую, дую.

Я объяснил пленным, что убивать их никто не собирается (надеюсь, это так). Сам я репортер независимой газеты — благо они не знают, что не бывает таких в СССР, и готов передать их анкетные данные представителям Красного Креста.

Должна же где-то быть во Вьетнаме их организация. Ладно, с этим потом разберусь. Хотелось подарить этим молокососам надежду. Только бог знает, сколько мне придется еще убить их собратьев. Но лично я в плену был бы рад, если бы какой-нибудь, например солдат Джон, в прошлом фермер из Аризоны, подбодрил бы меня добрым словом и сказал бы, что сообщит обо мне в гуманитарную организацию. Я бы, конечно, не поверил, а эти поверят. И чем черт не шутит? Может, и вправду удастся напороться на Красный Крест…

Солдатики повскакивали и наперебой стали шепотом диктовать мне свои данные. Я вытащил из кармана трофейную записную книжку-малютку. Привычка таскать с собой блокнот осталась у меня с Чеченской, записывал туда трехсотых и двухсотых вражеских. Как счет в компьютерной игрушке. Молодой был, дурак… Хорошо, что выжил, а то бы и меня кто-то зарубкой на прикладе оформил.

Пленных звали незамысловато: Браун, Смит и Джонсон. Черканул имена и даты рождения, номера личных жетонов, которые они вызубрили наизусть. Один, правда, не мог долго его вспомнить. Но собравшись с мыслями, под шиканье товарищей и несколько раз хлопнув себя по лбу и обозвав дерьмом, выдал-таки заветные для него цифры.

Знали бы они, что цифры эти ни хрена не значат. Есть имя и дата рождения, это вполне достаточно. Но для пущей важности я переписал и циферки. Готово.

— Гудбай, Америка, — помахал я в черноту ямы. — Гуд лак вам, чертилы. Не ходите больше на войну. Не ваше это.

Те загудбаили в ответ: сенкью, мистер, сенкью!

Отошел от ямы, и вовремя. Из темноты вынырнул мой подменный. Морда сытая и довольная, будто не на ужин сходил, а на тайский массаж с продолжением. Все кивал мне, благодарил.

— Бди и не спи на посту. Ты не смотри, что парнишки квелые. Вылезут, вмиг прирежут. Нет опаснее зверя, чем загнанный в угол человек, — и вручил ему винтовку.

* * *

Утром встали с рассветом. Я чувствовал себя разбитым. Скитания по джунглям давали о себе знать. Отоспаться бы денька два, но такая роскошь будет, похоже, не скоро. А может, и никогда не будет. Тьфу-тьфу…

Иван совсем порозовел. Даже шутить начал и переглядываться с Лиен за завтраком. Ах ты паразит ловеласный. Хрен тебе, а не вьетнамка. И вообще, у тебя жена есть и дети, и моральный облик коммуниста никто пока не отменял! Я втиснулся на лавку между Лиен и Иваном, демонстративно поставив тарелку на бамбуковый стол перед собой.