— Полагаю, что нет… — Цветков помялся. — Не тот уровень. Грибов не может располагать данными по всему спектру военных вопросов. Только ограниченной частью. Сильно копать пока остереглись. Он вроде как с Урала, в разводе с женой. Переведен в Западную Белоруссию в конце 1940 года. Если это легенда, то вполне убедительная. Грибов решает вопросы поставки в войска горючего, амуниции и тому подобного. К штату 23-й дивизии не причислен. Формально относится к городскому гарнизону — там зарегистрирован и поставлен на денежное довольствие. Согласно показаниям знакомой Михальца, эти двое часто встречались, причем свои встречи не афишировали. Иногда их встречи происходили за городом…
— И Михалец ей об этом рассказывал? — не поверил Шелестов.
— Ни разу. Всячески скрывал. Женщины — странные существа. Какие-то недомолвки, невнятный лепет, оправдания — и уже ревность в голове. Пару раз незаметно следила за ним, о чем, понятно, Михальцу не докладывала. Дама не блещет красотой, но весьма умная. А капитана Грибова она знала в лицо — имелись контакты его конторы с филиалом Белгосснаба. Опять же опускаю подробности. Шулевич подверг полученные сведения анализу. В качестве подозреваемого — только Грибов. И еще один любопытный факт: после исчезновения Михальца Грибов занервничал, несколько дней никуда не высовывался: только работа и общежитие, где он имеет отдельную комнату. Сегодня утром до него, похоже, дошли слухи о нашем интересе к личности Михальца. Грибов опять занервничал, кинулся на вокзал, отстоял очередь в кассу. Брать его не стали, поскольку выяснилось, что он взял билет на завтра, на 19 часов вечера. Это пассажирский до Москвы, билет взят в купейный вагон.
— Бежит со службы? — удивился Максим. — А как же хладнокровие и выдержка или чем там еще могут похвастаться немецкие агенты?
— Мы ничего о нем не знаем, — пожал плечами Цветков. — Его могли завербовать. Сдали нервы, трусом оказался.
— Грибова не брать, — приказал Максим. — Пусть за ним следят, но скрытно, уяснили? Шулевич начал — Шулевич и продолжит. Арест Грибова не поможет нам добраться до крупных фигур. А вот бегство может кого-нибудь и привлечь… Минимум посвященных, товарищ Цветков, это понятно? Грибова брать на вокзале, перед отправлением поезда, возможно, прямо в купе, при этом тщательно отслеживать тех, кто будет его вести, кроме нас… если кто-то вообще будет. Все сведения по фигуранту — мне. Подробные распоряжения — позднее.
Это снова было сродни интуиции. Просто мистика и колдовство — он каждым волоском на коже чувствовал: тема интересная. И поручать такое дело неведомо кому? Ближе к ночи, терзаемый сомнениями, Максим созвонился с Платовым.
— От нашей разведки ничего, товарищ майор?
— Не надо постоянно об этом спрашивать, — отрезал контрразведчик, — будет день — будет пища.
Шелестов кратко поведал о последних достижениях.
— Прошу консультации, товарищ майор. Чувствую, ниточка стоящая. Надо ювелирно и красиво. Что наделают местные оперативники, не знаю. С одной стороны, есть приказ не вмешиваться в дела воинских структур. С другой стороны… боюсь, что местные напортачат. Умная голова — Шулевич, но он в годах. К тому же Грибов не имеет отношения к штабу 23-й дивизии, где предположительно засел «крот». Прошу разрешения провести работу силами моей группы.
Платов недолго размышлял, взвешивал все «за» и «против».
— Хорошо, Максим Андреевич, но будьте осторожны. В случае неудачи зачищайте следы.
Глава седьмая
Несколько минут назад капитан Грибов вернулся в общежитие после работы. Его подбросили на служебной машине. Он распрощался с попутчиками, закурил, стал исподлобья озираться.
Буторин поставил фаэтон в проулке — Грибов его не заметил. Работали с опережением, поэтому к моменту высадки фигуранта Максим уже находился через дорогу, прикрытый темной подворотней, разминал в пальцах папиросу. Мимо прошла женщина на каблуках. Быстро глянула на подозрительного типа в проходном дворе, ускорила шаг. Каблучки цокали по брусчатке, как лошадиные подковы.
Автомобильный транспорт не очень жаловал эту улицу, машины проходили редко. Зато прохожих хватало. Рабочий день закончился, многие гуляли, дышали воздухом. Дома здесь были старые, не выше двух этажей, но добротные — кирпичные, с вычурными пилястрами и карнизами, с небольшими окнами, напоминающими бойницы. Зелень за заборами, много деревьев.
Здание общежития находилось напротив подворотни — облупленное, старое. В нескольких местах кирпичи выпадали из кладки. Грибов был не грузный, но обильно потел. Военная форма его не красила. Он жадно затягивался, смотрел по сторонам. Потом выбросил окурок на проезжую часть и зашагал к ветхому крыльцу. Скрипнула и захлопнулась деревянная дверь, ведомая пружиной.
Максим посмотрел на часы: начало седьмого. Билет у Грибова на семь пятнадцать, пешком до вокзала минут тридцать. Хотелось верить, что Буторин уже занял пост у черного хода и объект не проскочит, даже если превратится в мышь.